|
НАВИГАЦИЯ
К Заглавию
СОЦРЕАЛИЗМ
1984. ВОСЬМОЕ МАРТА.
ДРУГИЕ БЕРЕГА
Моя камера в Журнале Самиздат Мошкова
Моя камера в Litsovete
|
1984. 8 МAРTA.
Завтра опять это дурацкое 8 Марта, а у меня нет подарка жене. Надо что-то срочно делать. А то, будет как в прошлом году, она ничего тогда не сказала, но видно было, что ей было неприятно, мимоза эта занюханая из перехода.
Не люблю я эту малохольную мимозу - листьев нет, соцветья, как цыплятки-однодневки, вид жалкий, женщины как завидят эту немочь, так сразу инстинктивно к груди жмут и греют дыханием своим, а мужик стоит рядом и доволен, нравится нам, когда женщины такие добрые. Так вот, был я тогда страшно занят, и опоздал купить ей духи. Купил 9-го, но это уже было не то.
Надо, как на работе - все заранее планировать. Роли заранее распределены, кто кому пишет открытку, кто покупает подарки. Сколько с носа. Дамы сами сделают стол. Все довольны.
Мне досталось писать стихи Кате и Нине.
.
Ну, с Катей легко - добродушная, веселая, высокая, умная красавица, едет в Апреле в круиз вокруг Европы, с заездом в Париж - золотая ее мечта с издетства.
.
Вот стишок для нее:
Вослед мифической Европе,
Браздя лазурь античных вод,
Помчит тебя Зевес на жопе,
Сиречь, Совецкий пароход!
.
Или так:
Браздя античную лазурь,
Далече от Совецких бурь...
.
М-да. Теперь надо выбирать...
.
... и так далее
.
С Ниной сложнее, голубоглазая 35 летняя блондинка, разведена, характер - вредно-нордический. Что же ей-то написать? Она все время сочиняет про себя безвредные небылицы, одно время убеждала всех, что родилась в партизанском отряде, от отца - грузина.
Ага, пойдет такое:
Дочь грузинских партизан,
Ясноглазая Нинон,
Верю, дед твой был Тарзан,
Ну, а прадед - Фараон.
.
Радуешь ты бедный люд,
Как веселый мелкий бес.
Твои речи нам - Талмуд,
И Устав КПСС!
.
Ну а сами мы молчим,
Рты боимся мы раскрыть -
Ведь от Нины валит дым,
Чуть решишься говорить.
.
Сойдет. У других коллег будут стишки не лучше, мои девушки не обидятся. Спихнул это дело.
.
Посмеялся над Бобкиным макетом поздравительной открытки нашей партийной начальнице.
.
Теперь надо и моей Ирочке что-то достать. Стихи ей - как рыбе зонтик. Мотаю с работы в центр, как-бы по делу. Забежал в ЦУМ, хватанул, что дают: колготки - 3 пары, духи. И, о, удача! Туалетная бумага - дефицит! Беру 2 ящика по 50 пачек - один пошлем тестю в Воронеж, он давно просил. Вам небось и не понять в эти новые, щасливые времена, что такое была туалетная бумага в 1984 г. - определяющем году последней Брежневской пятилетки. Даже не знаю, с чем ее можно сравнить... Ну, как приглашение в Штаты, у многих есть, хорошая вещь, а где взять? Сможет ли молодежь такое вообще понять - жизнь без туалетной бумаги? А я успел застать. Года до 1961 я и не подозревал, что она существует. В моем окружении все пользовались бумагой газетной. В туалетах висели такие красивые мешочки (у хорошей хозяйки - вышитые), набитые порваной или в хороших домах - аккуратно нарезаной газеткой. Газету перед употреблением следовало хорошенько помять в руках, поэтому я подозреваю, что однорукие инвалиды не в состоянии были добиться идеальной чистоты своих задов. В туалетах люди были вынуждены читать!
Я думаю, именно эта диверсия капиталистов с туалетной бумагой и подкосила коммунизм в России, люди бросили читать красную пропаганду и постепенно очистили засраные ею мозги. Итак, туалетная бумага вошла в мою жизнь одновременно с Космосом и телевизором, и это был настоящий культурный скачок. Туалетная бумага обладает одним интересным свойством - привыкнув к ней однажды, уже практически невозможно возвратиться к прежней пещерной привычке. В нашей семье даже обсуждался вопрос - зачем тратить деньги на этот предмет роскоши, когда газета практически бесплатна? Но было уже поздно, дамы попробовав ее раз, не в состоянии от нее отказаться. От простой мысли, что эта бумага может подойти к концу, с настоящей дамой может случиться обморок. В Совке всякий продукт время от времени становился дефицитом, поэтому опытное население создавало годичные запасы предметов крайней необходимости: сахара, соли, спичек, мыла и ... туалетной бумаги. Мы хранили туалетную бумагу в фанерном шкафчике над унитазом, в туалете. В России мой туалет казался мне очень элегантным, я украсил его стены и дверь изнутри официальными портретами разных коммунистических вождей. Под их суровыми взглядами запоры нам были не страшны!
.
Лечу на работу на Динамо. Успел! Все собрались в большой комнате, дамы всё сами как всегда приготовили, накрыли красиво, нарезали, поставили,
мужики с энтузиазьмом выпили за дам, закусили. Стишата мои прошли на ура. Смех, поцелуйчики. И по домам. Все, кроме нас с Бобкой. Мне до 11 ночи дежурить - праздник время повышенной опасности, враг не дремлет, а у Бобки срочная работа.
.
Тут Бобка мне и предлагает до понедельника "Зияющие Высоты". Я, естесно, - цап-царап! В потфель их! И до 11 пишу разную скучищу и читаю. Наконец, приходит сменщик, можно уходить. Тут и Бобка тоже кончил свое дело, и мы вместе почапали к автобусу. У меня обе руки заняты туалетной бумагой, плюс портфель. Болтаем с Бобкой, обсуждаем книжку Амальрика "Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?" Я говорю: "Уже 1984 год", а Бобка смеется: "Это только начало года, до 2000 года все развалится". Я ему: "А что с нами будет?". Oн: "Я уеду в Израиль, а ты дослужишься до завлаба". Доехали мы так до Динамо, вошли в метро и на Белорусской, я гляжу, нету моего портфеля.
.
Я Бобку спрашиваю - "Ты мой портфель видал?" Он - "Видал". "Ну и где ты его видал в последний раз?" Он - "В метро". Я: "Бобка, ты знаешь, там лежат подарки жене на 8 Марта, твои "Высоты", плюс единственный экземпляр мaво дорогого дисера - плод годовой писанины". Бобка: "Мне тебя жаль, конешно, особенно дисер, но моя книга - до понедельника, как договаривались, а то мне самому будет клизма".
.
Молодежи надо тут объяснить, что в те далекие годы я не печатал на машинке, да и мало кто так делал. Персональных компов еще не было в Совке. Дисеры писались пером по бумаге, а доступа ко множительным аппаратам ни у кого не было - комуняки заботились, чтобы народ не распространял чего не надо.
.
Я тут же поехал назад на Динамо, обремененный этой туалетной бумагой (ну не бросать же дефицит!) На Динамо - суюсь в окошко кассы: "Где у Вас бюро находок?" А мне: "Дуй на Белорусскую". Я обратно.
.
(Вам еще не надоело эту муру слушать? Нет? Ну тады я дальше продолжу)
.
На Белорусской, в бюро мне говорят: "К нам пока не поступало, но Вы идите в отделение метрополитеновой милиции, пишите там протокол с описью. Потому что Ваш порфель могут сдать где угодно". И успокоили - портфели, говорят, часто находят, они никому не нужны. А на конечных станциях все вагоны обязательно проверяют на наличие таких вот портфелей, чтобы предохранить пассажиров от портфельных бомб. Тогда народ очень боялся этих портфельных бомб. Бывало, поставишь портфель на пол, а какая-нибудь бабка тут же и спросит: "Милок, твой портфель?".
Есесьна, милиция эта оказалась на станции Аэропорт. Еду опять мимо Динамо третий раз, одним словом продинамил сам себя.
Приехал в эту милицию, а там - уже 8 Марта! Мент - бухой. С ним сидит, курит и нетерпеливо мотает ногой типичная лохматая вокзальная шлюха, тоже веселая. Крепко и кисло пахнет праздником. Мент ни хрена не соображает чего такого мне надо, и хочет по-быстрому востановить нарушенную было мною атмосферу Всенародного Праздника. Он пьяно моргает мне и мотает башкой в направлении шлюхи. Широко распахивает свой шкаф, полный шапок и говорит мне: "Бери свою и уматывай". Я ему минут 5 объяснял, что мне шапку не надо, а он удивляется! Дескать, какой идиот - сам отказывается от шапки! Так ему не хотелось писать протокол. Наконец, сделали мы протокол, с описью вещей (про "Высоты" я ни слова - могут дать срок).
.
Ну и домой был к двум, успел на последнюю электричку до Мытищ, всё жене объяснил, она даже и не обиделась из-за подарков, да тут ещё и туалетная бумага подвалила. Дома обошлось!
.
Ночь я не спал, думал, как быть с дисером - сразу сесть писать заново или все же ждать чуда? Решил ждать чуда, характер-то у меня тоже - оптимистически-нордический, склонный к вере в чудеса.
Бобка, правда тоже время не терял и наврал там у себя с три короба, ему продлили эти "Высоты" на неделю. Наутро, я все взвесил и решил не гадать, где я мог забыть портфель, а на всякий случай посетить бюро находок автобусного парка. Оказалось, это далеко - на их конечной остановке, у самого авто-Кольца. Я туда мотанул, и там тоже оставил заяву.
.
Так прошла неделя. Я загрустил из-за дисера своего дорогого, пропавшего без вести, неимоверно. Так мне стало себя невыносимо жалко, что опять надо эту муру писать, отрывая время от жизни... Окружающие тоже меня стали вдруг жалеть, чего никогда раньше не замечалось. Начальник рассказал несколько забавных историй о потерях дисеров. Помню такую: у старичка профессора вырвали портфель с докторской. Так он побежал за вором и орал всю дорогу: "Брось портфель, там ничего нет" и так борзо бежал, что помер от инфаркта. Уже не помню, спас ли он при этом свой дисер или нет.
.
Стал я горя выпивать. Жена все понимает, терпит. Повезло мне с женой! В такие вот минуты и понимает человек, как ему повезло с женой! Другая бы пилила, нудила, нарывалась, а моя ни слова! Характер тоже - нордический, стойкий. Смотрит, а слова не скажет! Люблю!
.
Но, "судьба Онегина хранила", через неделю звонят мне из бюро находок автобусного парка - портфель-де найден. Я опрометью туда, заполняю форму и дрожащими ручонками открываю:
У-р-р-а-а! Дисер на месте! Я от радости несолидно прыгаю вверх. Раз пять подряд, козлом, не выпуская портфеля из рук. Но тамошняя дама и не такое видала, предложила мне выпить воды. Я поблагодарил, и она улыбаясь принесла такой захватанный тавотом стаканище. Мне пить расхотелось, а отказаться неудобно - поднесено с улыбкой. Я тогда пригубил, как меня старый зек учил - завернул нижнюю губу на зубы, и стаканом слизистой не коснулся.
Далее, духи моей жены - на месте! Колготки - 2 пары из 3-х на месте!
"Зияющих Высот" нет. НО! Их ведь и не было в моей описи. Я погрустнел, а дама эта спрашивает: "Всё ли, милай?" А что ей сказать? Я её спрашиваю: "А кто Вам портфель мой вернул? Хочу я этого героя отблагодарить". Она мне: "Это шофер такого-то рейса, Иванов. Сегодня он выходной - вот его домашний телефон".
.
Ну я выхожу и из автомата звоню т-щу Иванову. Он снимает трубку, и слышит: "Здравствуйте, гражданин Иванов, с Вами говорит следователь райуправления Госбезопасности Сидоров. У Вас находится запрещенная антисоветская литература, принадлежащая гражданину, в отношении которого нами ведется следствие по распространению запрещенной литературы. Вы - свидетель. Когда Вы можете вернуть нам книгу?". Слышу я, как на другом конце мужик тихо охнул матом, и залепетал: "Я и сам собирался ее Вам завезти, тырищ следователь, тока у меня сегодни выходной". Я ему: "Вот и ладушки, я сейчас к Вам сам подскочу, какой у Вас адрес?". Он диктует. Лечу я и думаю, если он спросит мои документы, я покажу свой паспорт, и скажу, что сам тоже хочу снести книгу "куда надо".
Вообще, я с огромным уважением относился к водителям общественного транспорта, потому, что их затрплата была моей недостижимой мечтой. Когда я начинал свою карьеру ученого с зарплатой 120 рублей в месяц, в 1972 году, зарплата водителя московского автобуса была 200 рублей, и судя по объявлениям расклеенным в автобусах, их не хватало. Когда после 13 лет полных приключений и страстей, я защитил кандидатскую, и получил вожделенную прибавку жалованья, моя зарплата достигла аж 350 рублей, водитель автобуса стал получать 380. Я проиграл гонку победившему пролетарьяту, и честно, хотя и с позором уступил ему поле боя.
Звоню, открывает бледный как смерть гражданин Иванов, никаких документов не требует, тянет мне книжку и пару колготок.
При этом он робко бормочет: "Колготки-де я дал жене померять, но она их потом постирала". Я ничего не беру, нагло, без приглашения вхожу в чистенькую, линолеумную прихожую, закрываю дверь и для понта, как агент, смотрю в глазок на лестницу. Иванов, ни жив ни мертв, предлагает мне стопаря. Я вежливо благодарю, прохожу через богато украшенную коврами комнату в кухню, мы чёкаемся, пьём, закусываем капусткой и черняшкой с салом. Затем благодарю я хозяина еще раз за бдительность, беру книгу, отклоняю колготки и говорю бессмертную фразу, которую мой Бобка потом назвал ККК (он чуть не помер со смеху, а жена моя - от огорчения :) - "Колготки Комитета не касаются!". После чего добавляю: "Вы понимаете, что передача этой книги есть следственная тайна, и Вы не должны об этом никому говорить, ни на работе, ни даже Вашей жене?". Тырищ Иванов утвердительно кивает своей мудрой головой.
.
Так вот щастливо и закончилась эта праздничная история, детки.
Почитайте мою гостевую книгу
Сделайте запись в моей гостевой книге
Email: sergeyv4@hotmail.com
|
