Днем 29 декабря «Варяг» уже шел по фарватеру среди знакомых островов архипелага. В 13 ч 46 мин поравнялись с островом Иодольми — последним перед входом на рейд в Чемульпо.
На рейде находились крейсер «Боярин», канонерка «Гиляк», английские крейсера «Кресси» и «Тэлбот», итальянский крейсер «Эльба», японский «Чиода» и американский стационер «Виксбург». На борт «Варяга», поднявшего брейд-вымпел стар-шего на рейде, прибыли командиры «Боярина» и «Гиляка», доложившие, что пока все спокойно. Первым же поездом В. Ф. Руднев отправился в Сеул к посланнику Павлову, но и тот не видел еще оснований для беспокойства. Решено было даже уменьшить охрану миссии, оставив лишь отряд моряков (56 человек). Остальных солдат и казаков В. Ф. Руднев 30 декабря отправил в Порт-Артур на «Боярине». Но уже вечером на «Варяг» была доставлена шифровка посланника, извещав-шего, что, по сведениям корейского императора, десять япон-ских военных кораблей направляются в Чемульпо. С этим сообщением и другими депешами посланника 1 января 1904г. ушел в Порт-Артур «Гиляк». Заходили на рейд и уходили рейсовые пароходы Русско-китайского общества «Шилка» и общества Китайско-восточной железной дороги — «Сунгари», пришел Французский стационер «Паскаль», германский крейсер «Ганза» и французский — «Амираль де Гейдон». Корабли посещали посланники и консулы, и пока лишь выстрелы приветственных салютов нарушали обманчиво безмятежную жизнь на рейде.
Японские корабли не появлялись, и когда 5 января взамен «Гиляка» из Порт-Артура пришел «Кореец», В. Ф. Руднев, вы< ждав еще три дня, послал его для обследования наиболее удобной для высадки десанта бухты А-Сан, расположенной в 20 км от Сеула и линии фузанской железной дороги (1). «Кореец» вернулся лишь к вечеру — ни кораблей в бухте, ни вoйск. или следов их высадки на берегу он не обнаружил. В тот же день, 8 января, успокаивая общую настороженность, командир «Чиоды» пригласил на обед командиров всех кораблей в Чемульпо. В подтверждение миролюбия Японии он перевел гос-тям последние сообщения из японских газет, где говорилось о переговорах с Россией, совещании императора с японским по-сланником в России, встрече русского посла Нелидова в Париже с японским послом, обмене телеграммами между Алексе-евым, русским послом в Японии Розеном и министерством иностранных дел в Петербурге (2).
На следующий день последние события обсуждались уже в тесном кругу на «Паскале», где состоялся завтрак с участием русского и французского посланников, командиров «Варяга» и «Амираля де Гейдона». Стало известно о секретном предписании японского консула поставщикам в порту снабжать русские корабли на рейде, невзирая на политические обстоятельства и даже в случае войны. Очевидно, это был еще один шаг к усыплению бдительности русских.
А сведения становились все тревожнее. В Чемульпо, Сеуле, на узловой железнодорожной станции, соединявшей сеульскую и фузанскую линии, строились японские продовольственные склады, бараки, почтовые конторы, открыто выгружались на берег или закупались на месте запасы продовольствия, угля, взрывчатки; в гражданской одежде прибывали солдаты и офицеры, в порту японцами была подготовлена целая флотилия шаланд, буксиров и паровых катеров. Все это, делал вывод В. Ф. Руднев, не оставляло сомнений в том, что готовится обширная десантная операция. Донесение об этом В. Ф. Руднев немедленно отправил в Порт-Артур на только что пришедшем оттуда пароходе «Сунгари». Это было последнее донесение, полученное из Чемульпо.
Напряженная обстановка не нарушила распорядка корабельной жизни — своим чередом проходили занятия, тревоги, приборки, учения по боевому расписанию, обучение грамоте.
Во избежание инцидентов команду на берег не увольняли»: и местом отдыха оставалась палуба корабля, на которой разрешались «вольные прогулки» и, как всегда, для матросов играл оркестр. Регулярно проводились занятия гимнастикой и , маршировка с обязательными песней и музыкой, по субботам и воскресеньям в корабельную церковь «Варяга» приезжали матросы с «Корейца».
Когда спадал мороз и рейд очищало ото льда, на «Варяге» спускали шлюпки, на которых ходили вокруг корабля на веслах: и под парусами. Участились и тревоги, повторявшиеся несколько раз в день; играли отражение минной атаки, дробь-тревогу,. провели учение по водяной тревоге с подводкой пластыря, практиковались с «Корейцем» в ночном сигналопроизводстве,. а с английским крейсером — в переговорах по семафору. Не-сколько раз ввиду неопределенности положения пополняли за-пасы угля, и водоизмещение крейсера за неделю до боя по-прежнему составляло около 7500 т.
По предложению корабельных врачей провели специальную' боевую тревогу для проверки готовности медико-санитарной' службы: выучки носильщиков и санитаров, обеспеченности перевязочных пунктов, удобств доступа к ним, организации подачи и обслуживания раненых. Места «ранений» отмечал мелом старший офицер, и раненого или несли на носилках, или он сам отправлялся на перевязочный пункт (З). Учения под-твердили не раз уже высказывавшиеся врачами сомнения в. пригодности для боя перевязочного пункта (операционной) под, броневой палубой. Площадь пункта (11 м2), а также его освещение были явно недостаточны, отсутствовала вентиляция. Горячей воды не было вовсе, а для холодной не оказалось сточного трубопровода. Неудобны были и подходы с низкими коридорами, узкими дверями и люками. Пришлось с согласия командира готовить перевязочный пункт в кают-компании и в кубрике на броневой палубе. Кроме кормового перевязочного пункта был развернут и носовой — в аптеке и лазарете. Эти. мероприятия, проверенные на учениях, сыграли свою положительную роль в бою, когда поток раненых намного превысил все расчеты мирного времени. Столь же спасительным оказал-ся и увеличенный запас перевязочных материалов, дезинфицирующих и анестезирующих средств, принятых в Порт-Артуре по настоянию врачей.
В образцовом порядке содержались и все хирургические инструменты; до мелочей было продумано расположение и под-готовка к быстрейшему использованию в бою всех материале» и средств оказания помощи раненым; значительно усовершенствованы носилки, отработан ряд способов подачи раненых через. узкие люки; носильщики были снабжены специальными перевязочными материалами и обучены оказанию первой помощи. Образцовое состояние и высокая организация на крейсере медицинской части, обеспечившие спасение в бою многих жизней, были достигнуты благодаря неутомимой деятельности врачей М. Н. Храбростина и В. А. Андреева, которого в конце 1903г. сменил не менее энергичный М. Л. Банщиков.
Стремлению врачей «Варяга» довести свою часть до совершенства всегда содействовал В. Ф. Руднев, но и он не смог добиться от порт-артурских мастерских исправления недостатков боевого перевязочного пункта и лазарета. По-прежнему отсутствовали в лазарете питьевая вода, умывальник и сток воды с пола, из-за чего во время боя вода стояла на полу, раненые мучились от жажды, а врачам негде было вымыть руки.
Между тем поступавшая информация все сильнее тревожи-ла В. Ф. Руднева, и вечером 15 января, в сопровождении вра-ча М. Л. Банщикова и штурмана Е. А. Беренса он выехал на сутки в Сеул.
На рейде уменьшалось число европейских кораблей — 10 января ушел «Кресси», через неделю — «Амираль де Гейдон», но все чаще появлялись тяжелогруженые японские пароходы. Разгрузка их шла непрерывно, большая часть грузов в сопровождении переодетых под корейцев японских солдат и офицеров отправлялась по железной дороге в Сеул. Так, стало известно, что 18 января транспорт «Фудзияма мару» доставил 69 ящиков с винтовками и 573 ящика телеграфных принадлежностей для обеспечения связи между растущими, как грибы, японскими гарнизонами в Корее. Еще более интенсивные перевозки осуществлялись через южный, близкий к Японии порт Фузан. Фактическая оккупация Кореи уже началась.
Почему же начальство, получая тревожные донесения В. Ф. Руднева, не обеспокоилось судьбой кораблей в Чемульпо? Невнимание к судьбе стоявшего в чужом порту одного из немногих крейсеров эскадры в особенности кажется странным, если вспомнить, что и сам наместник не разделял оптимистиче-ских надежд петербургских дипломатов на мирный исход переговоров с Японией. Решенной считали войну и морские атташе западных держав в Петербурге, обратившиеся 7 января 1904 г. в ГМШ за разрешением присутствовать в будущих боях на кораблях эскадры. Полного успеха в предстоящей борьбе желает начальнику эскадры и побывавший 8 января в Порт-Артуре германский коммодор с крейсера «Ганза». В этот же день «Корейцу» (как и находившимся в распоряжении штаба наместника канонерским лодкам, «Забияке» и «Разбойнику») отправляется шифрованное телеграфное предписание: по получении специального приказания окраситься в боевой цвет. Это же предписание повторяется 10 января, а 15 января в ответ на полученную накануне телеграмму В. Ф. Руднева об отсутствии на «Корейце» японского угля для якорного расхода командиру лодки (также шифром) предписывается приобрести любой имеющийся в продаже уголь.
Будничный характер этих распоряжений, казалось, должен был внушить командирам, что все спокойно, в штабе помнят о них и что просто время более серьезных приказов еще не на-ступило. В таком же положении был и стоявший в Шанхае «Манджур». Командир канонерки капитан 2-го ранга Н. А. Кроун, имел достаточно информации, чтобы убедиться в неизбежности скорой войны с Японией. Понимая, что перед кораблем в случае войны останутся только два пути — или разоружение в нейтральном порту, или напрасная гибель при прорыве в море, Н. А. Кроун неоднократно настаивал на немедленном уходе корабля в Порт-Артур. Но вместо приказания сниматься с якоря Н. А. Кроун 21 января получил от начальника штаба В. К. Витгефта предписание закупить запасы провизии и рас-ходных материалов для продолжения дальнейшей длительной стоянки. Между тем уже 15 и 18 января капитан 2-го ранга А. И. Русин шифрованными телеграммами сообщал, что число зафрахтованных Японией для военных целей пароходов достигло 60, что у главной базы Сасебо поставлено минное заграждение, в порты, нарушив все железнодорожные расписания, непрерывным потоком идут поезда с углем и военными запасами,. тысячи рабочих отправляются в Корею на постройку дорог, расходы на последние военные приготовления достигли 50 млн. иен и можно ожидать в любую минуту общей мобилизации.
В этой обстановке «ввиду неопределенности политического положения», наместник Е. И. Алексеев 18 января отдает приказ всем кораблям эскадры в Порт-Артуре о начале кампании. С 19 января к выходу в море на разведку каждый день назначались два крейсера, а для осмотра подходов к рейду ночью — два миноносца.
От «Варяга» после телеграммы от 14 января не поступал» никаких сведений, и лишь 19 января была получена оказавшая-ся последней шифрованная телеграмма посланника Павлова для наместника и министра иностранных дел, в которой сооб-щалось о все увеличивающихся в портах Кореи японских складах военных припасов, снаряжения и провизии. Становилось очевидным, что японцы не удовольствуются оккупацией лишь южной Кореи, и 20 января наместник обращается в Петербург с вторичным предложением о мобилизации войск Дальнего-Востока и Сибири и о необходимости противодействия силами флота явно готовящейся высадке японских войск в Чемульпо. 21 января, ввиду тревожного политического положения, необ-ходимости полной готовности к возможным военным действиям, которые могут начаться и до прихода отряда А. А. Виреннуса, Е. И. Алексеев требует дополнительных ассигнований для улучшения снабжения и обслуживания эскадры и присылки 100 офицеров с целью ликвидации некомплекта на эскадре.
Утром 21 января эскадра вышла в поход, проложив курс зюйд-ост. Цель похода состояла в восстановлении навыков совместного плавания, в отработке радиосвязи между корабля ми эскадры и последовательной передаче радиограмм от мыса Шантунг (около 120 миль от Порт-Артура) на станцию Золотой Горы. Особое время отводилось для получения сообщении со станции и экстренных приказаний наместника. Головной «Аскольд» уже подходил к маяку Шантунг, когда был получен приказ повернуть обратно. Возможность вызова к эскадре «Варяга», отправки для связи с ним крейсера или организации радиопереговоров с ним, по-видимому, не была использована (3).
Между тем наступала трагическая развязка. Придя к убеж-дению, что дальнейшее промедление грозит срывом всех планов, Япония 22 января решила отозвать посланника из Петер-бурга и прекратить переговоры с Россией, хотя именно накануне, 21 января, в Петербурге пошли на столь значительные уступки, что чувство справедливости пробудилось даже у Англии. «Если Япония и теперь не будет удовлетворена, то ни одна держава не сочтет себя вправе ее поддерживать»,— заявил английский министр иностранных дел. 23 января указ о начале военных действий был получен командующим соединен-ным флотом в Сасебо вице-адмиралом Того Хейхачиро, и утром 24 января японский флот, а также транспорты с войсками вышли в море. Лишь после этого нота о разрыве дипло-матических отношений была вручена русскому министру ино-странных дел японским посланником Курино, который при этом уверял министра, что «несмотря на разрыв отношений, войны можно еще избежать». И в Петербурге ухватились за эту соломинку, страшась лишь того, чтобы, говоря словами Ламсдорфа, «наши герои на Дальнем Востоке не увлеклись внезапно каким-либо военным инцидентом», который вовлек бы Россию в войну. Очевидно поэтому, передавая 24 января на-местнику содержание японской ноты от 23 января, в Петербурге сочли необходимым опустить полные зловещей многозначи-тельности слова о том, что японское правительство оставляет за собой право предпринять «такое независимое действие, ка-кое сочтет наилучшим для укрепления и защиты своего угрожаемого положения, а равно для охраны своих установленных прав и законных интересов».
Мера достигла цели — не получив разъяснения причин раз-рыва дипломатических отношений, но зная о желании двора прийти к мирному соглашению с Японией, наместник не только отказался от планов предупредительного удара, но не предпри-нял даже совершенно необходимых мер предосторожности. Няньке этим можно объяснить тот факт, что, сообщив 25 января о разрыве отношений командиру «Манджура» и начальнику Владивостокского отряда крейсеров, а 26 января — командиру «Сивуча» и консулам в Сингапуре и Гонконге, морской штаб наместника почему-то сохранил это известие в тайне и от эскадры, и от крейсера «Варяг», находившихся в наибольшей близости к району вероятных военных действий и, казалось бы» больше всех нуждавшихся в объективной информации.
Не на высоте оказался и начальник эскадры, обязанный по духу Морского устава заботиться о судьбе своих кораблей, которых к тому же у него было весьма немного. Увы, О. В. Старк, как свидетельствовал современник, «имел весьма милую самостоятельность и считал себя, по-видимому, совер-шенно неответственным, испрашивая на все случаи приказания и инструкции у находившегося на берегу наместника» и — добавим мы — даже в том случае, когда закон вменял ему в обязанность действовать по своему усмотрению. Поэтому указания наместника о «преждевременности больших предосторожностей» оказалось достаточным, чтобы отказаться от естественных и предусматриваемых Морским уставом мер по предотвращению внезапной атаки на эскадру, стоявшую на внешнем рейде.
Из числа этих упущенных возможностей, тяжко отразившихся на эскадре, особенно следует отметить план посылки крейсеров к Шантунгу и архипелагу Клиффорд с целью заблаговременного предупреждения эскадры о приближении противника и наблюдения за движением японских кораблей и транспортов в Чемульпо. Секретным рапортом от 26 января, ввиду все еще отсутствовавшего на рейде, хотя и давно намеченного к установке защитного бона, начальник эскадры предлагал от-правлять в трехдневное крейсерство у каждого из этих пунктов по одному из новейших крейсеров («Аскольд», «Новик», «Баян» и «Боярин»). 70-мильное расстояние от архипелага Клиффорд до рейда Чемульпо было преодолимо уже не только для тогдашнего радио, но даже и для корабельного парового катера, 11 тогда, родись этот план хотя бы двумя днями раньше, судьба «Варяга», возможно, была бы совсем иной. Но намест-ник разрешил посылку только одного крейсера и то лишь с 28 января. Запоздали и планы выхода эскадры утром 27 янва-ря в трехдневный поход, а днем — отправки крейсера «Забия-ка» в Чемульпо. «Забияка» должен был доставить в Корею военного атташе и почту и передать «Корейцу» приказ морско-го штаба наместника об окраске канонерских лодок в боевой цвет.
Любопытна следующая малоизвестная деталь. В стратеги-ческих играх 1902/1903 гг. в Морской академии существовал именно такой вариант: вследствие внезапного, без объявления войны, нападения Японии в Чемульпо остались не отозванными крейсер и канонерская лодка; телеграфное сообщение перехва-чено японцами. В игре посланные одновременно с отправкой телеграммы миноносцы успевают вызвать корабли в Порт-Артур. Однако в жизни этого не произошло. Атака японских миноносцев на порт-артурскую эскадру в ночь на 27 ян-варя подвела итог миротворческой деятельности петербургских политиков. Противник захватил инициативу на море, а в Че-мульпо остались брошенными на произвол судьбы «Варяг» и «Кореец». Только наутро после ночной атаки, подрыва «Цеса-ревича», «Ретвизана» и «Паллады» из штаба наместника была послана телеграмма консулу в Чифу с просьбой сообщить «Варягу» о начале войны. Но «Варяг» молчал.
1. Поход совершили с лоцманом, переводчиком и командированными с «Варяга» штурманами лейтенантом Е. А. Беренсом и мичманом А М Ни-родом (ЦГА ВМФ, ф. 870, он. 1, д. 54236, л. 39).
2. ЦГА ВМФ, ф. 469, оп. 1, д. 54, л. 9.
3. В книге «Порт-Артур», изданной в Нью-Йорке в 1955 г., говорится -о якобы состоявшемся обмене позывными между «Варягом» и Золотой Горой . Действительно, устаревшая станция «Варяга» в 1903 г. былa заменена новейшей станцией системы «Попов — Дюкрете» и считалась одной из лучших на эскадре. Ее дальность превышала 100 миль . Однако эта дальность соответственно в два и три раза меньше расстояния от Чемульпо до Шантунга и Порт-Артура. Упоминаний о попытках радиосвязи не обнаруживается ни во флагманском журнале эскадры, ни в вахтенном журналу «Варяга».
