“О социализме”

> Я не знаю точного определения “социализма” ...
(из диалога в Интернете)

Мне лично наиболее глубоким представляется определение данное П. Струве.  Я только замечу прежде, что Струве был достаточно компетентным человеком, чтобы судить о таких вещах, о чем говорит хотя бы его послужной список: он был ведущим в России легальным марксистом; автором учредительного манифеста РСДРП (т.е., если угодно, de facto основателем организации, позднее приобретшей известность под именем КПСС); а потом непримиримым и знающим критиком марксизма.

Вот что пишет Струве (Patriotica, СПб., 1911, стр. 549-550):

«В чем философская сущность социализма?  Одно несомненно – в основе социализма лежит идея полной рационализации всех процессов, совершающихся в обществе.  По идее социализма стихийное хозяйственно-общественное взаимодействие людей должно быть СПЛОШЬ заменено их планомерным, рациональным сотрудничеством и соподчинением.  Я нарочно подчеркиваю слово СПЛОШЬ, ибо социализм требует не частичной рационализации, а такой, которая принципиально покрывала бы все поле общественной жизни.  Смысл [социализма] в полной рационализации человеческой жизни, а между тем тенденция к рациональному не может всецело овладеть человеческой природой.»

Иными словами – существо и пафос социализма состоит в подавлении всех вне-рациональных (сверх-рациональных) сторон человеческой жизни и человеческой психики.

То есть в ее предельном упрощении (разрушении сложных структур; а в особенности развивающихся и еще невербализованных, т.е. служащих источником жизни) и в деиндивидуализации.

К такому же по существу заключению приходит и Шафаревич (в книге “Социализм как явление мировой истории”).

В отношении этого вопроса также крайне любопытны исследования, разбирающие что же привлекало евреев к радикальным универсалистским движениям [*], более того: выражением чего, каких психологических мотивов и комплексов являлся марксизм.  Важная грань ответа состоит в том, что марксизм – это творение еврея-этнического маргинала, оторвавшегося от традиционной еврейской среды и не могущего по-настоящему войти в национальную немецкую среду, из-за различия с ней в психологическом складе и других отличий от нее; еврея, пребывающего в отчуждении.

[*] Наиболее интересные из них на мой взгляд: [Robert Solomon Wistrich, “Revolutionary Jews from Marx to Trotsky”, London, 1976] и [Barry Rubin, “Assimilation and its Discontents”, Random House, 1995].
Настоящий пафос марксизма – в радикальном преодолении этого отчуждения путем разрушения всех особенностей окружающего общества, создающих такое отчуждение, т.е. сложных культурных и психологических структур национальной культуры общества, которые маргинал оказывается не в состоянии (или не желает) усвоить и, потому, встроиться в них.  Соответственно, по происхождению марксизм – идеология радикальной ассимиляции (правда, не в национальное общество, а в его развалины).  Как писал Альберт Мемми, “Since I have failed in my self-transformation, I undertook to transform the world”.

К слову, довольно показательно, что весь марксизм уже по существу содержится в одной из первых работ Маркса: “К еврейскому вопросу”.

Как отмечает Рубин, «Несмотря на отрицание этого Марксом, многие из его концепций порождены его еврейским положением.  Понятие отчуждения [центральное в марксизме] выросло из чувства отделенности несравненно более сильного, чем невладение средствами производства.  Марксово описание группы, которую судьба предопределила для освобождения немецкого общества, гораздо больше подходит к еврейству, чем к пролетариату: “класс в извечных цепях, класс гражданского общества, не являющийся классом гражданского общества <...> сфера, носящая универсальный характер в силу универсальности своего страдания, и не требующая определенного права, поскольку ее угнетение носит не определенный характер, но всеобщий; которая не носит более исторического, но только человеческое имя” [*].  Маркс увязал свою личную горечь с горечью всех оскорбленных и угнетенных по всей земле.  Он требовал отмщения и справедливости и пророчествовал о них, полагая, что остальные думают так же, как он.»

[*] Заметим, что последний член этой формулы относится именно к деэтнизированному еврею, к еврею - этническому маргиналу, а не к твердому в своей национальности еврею.
«Враждебность Маркса к еврейству, на первый взгляд иррациональная, произрастала из того факта, что существование еврейства угрожало снять маску с него лично и подорвать его “научную” систему, вскрыв стоящие за ней субъективные факторы.  Подобно тому как Маркс недооценил живучесть евреев и религии вообще, подобно этому он неверно понял и национализм, поскольку он ничего для него не значил.  Он провозгласил, что “у пролетариев нет отечества” и что капитализм стирает национальные отличия.  Вместо того, чтобы постичь притяжение патриотизма, традиции, культуры или идентичности, он счел их простыми идеологическими надстройками, которые правящий класс использует для удержания власти, иллюзиями, которые другие отвергнут так же легко, как он отверг их.  Не имея представления о подлинных рабочих, Маркс дегуманизировал их и превратил их в свои инструменты, предназначенные для устранения правителей, которые преследуют вождей и мстителей человечества: революционных еврейских интеллектуалов, подобных ему самому.»

«С тем циническим и печальным отчуждением, которое было их торговой маркой, марксистские еврейские интеллектуалы, отринувшие религию и национальность сильнее, чем кто-либо в Европе, рассматривали свой личный опыт в качестве доказательства того, что культура была не живым организмом, растущим из истории, но искусственным растением, воткнутым в грязь.  Но огромное большинство, как бы критически и реформаторски оно ни было настроено, было вовсе не так готово дезертировать и объявить капут своей идентичности и своему мироощущению.  Ослепленные своей идеологией, еврейские радикалы рассматривали все остальные идеи – но только не свои собственные – как продукты ложного сознания, порождаемого положением их авторов в обществе. В конце концов, только евреи – а не немцкие рабочие – стояли как группа вне рамок немецкой истории и культуры.  Соответственно, для них общество выглядело обманом, бюрократической маской террора, банальной буржуазной жизнью, прикрывающей творимое за кулисами насилие и смерть.»

«Живя в обществе, не выражающем их глубочайшее “Я”, ассимилирующиеся евреи были склонны считать его внутренне, по природе отчуждающим.  Поскольку они неявно были принуждены войти в новую культуру, их новое положение казалось им не свободой, а формой рабства.  Выбор, потому, был иллюзией. Можно исповедовать любую религию, говорили Адорно и Хоркхаймер, потому что все религии пусты.  Как бы они ни пытались бежать своего происхождения, еврейские левые были его продуктом.»

«Побеги иной традиции, ассимилирующиеся евреи были только временной фазой между двумя системами социальных (и национальных) воззрений. Левые евреи воспевали себя как универсалистов, но их поведение и взгляды были образованы узкочастной ситуацией – конкретным процессом ассимиляции, представлявшим особый род отчуждения.»

«Они кляли общество за изоляцию, которая на самом деле коренилась в их личной ситуации.  Вошедшие из-за своей идентичности в конфликт с государством, они думали, это значит, что государство должно быть переделано; искусственно удерживаемые внизу, сочли что все классовые деления искусственны; отвергнувшие свой народ, думали что все хотят подражать им.  В конечном счете, еврейские радикалы оказались трагическими фигурами, провозглашавшими право направлять человечество, в то время как они не обладали элементарным пониманием самих себя.  Их благие намерения часто вели людей к катастрофе; они были героями – но плохого дела.  Для евреев, революционный ассимиляционизм оказался подводным рифом, курсом, который будто бы указывал на спасительную гавань, но вместо того привел корабль к краху.»
 

Марксизм, конечно, лишь одна из идеологий такого рода.  Кстати, неудивительно что его с таким жаром исповедовала интеллигенция, т.е. этнические маргиналы русского происхождения (жаждавшие ассимиляции в романо-германскую этнокультурную систему).  После дискредитации марксизма его роль перешла к либерализму, в его специфической рецепции, а некоторые деятели примеривали на эту роль попперизм, т.е. учение, которое в наибольшей мере унаследовало смертоносное ядро марксизма, сменив только облачения.

Основная черта всех таких учений – псевдоуниверсализм, отрицающий конкретное, сложное существование; в частности – настаивание на подавлении национального или иного группового уровня бытия, психологически значимого для большинства людей [*].

[*] Скажем, Маркс настаивал на уничтожении семьи, а Поппер – дружбы; оба враждебно настроены по отношению ко всему национальному; кстати, на обоих, при еврейском происхождении, указывали как на антисемитов.
Потому, как видите, крестьянская община к “социализму по-настоящему” действительно имеет мало отношения.