Оценка действий сторон.

О действиях Уриу мы не можем дать сколь либо подробных оценок, в связи с тем, что до реального боя дело фактически не дошло. Что касается всей операции, то тут он, безусловно, одержал победу. Победа определяется тем, насколько выполнены цели, поставленье перед акцией и какую цену за это пришлось заплатить. Цели японцев были определены оперативными распоряжениями адмирала Того и заключались в обеспечении высадки войск в Корее, путем нейтрализации действий присутствующего там отряда русский кораблей. Эта задача была полностью выполнена, причем без потерь. Уриу удачно действовал в узких рамках допустимого. Он не мог высадить десант слишком рано, задолго до начала войны, чтобы не “вспугнуть” порт-артурскую эскадру перед нападением на нее Того и, в тоже время не допустил каких либо враждебных действий русских по пресечению высадки. Налицо безусловная победа японцев. Выполнив, эту, “обязательную программу”, Уриу был вполне успешен и в “произвольной” - уничтожении русского отряда.

Руднев, выдвинув тезис о японской “непобеде”, старается подменить задачи, стоявшие перед Уриу. Он настойчиво декларирует, что, якобы главной задачей японцев, было принудить “Варяг” к сдаче (трактуя “сдачу”, как подъем белого флага). Но ни в одном японском приказе о подобной цели не говориться. Нейтрализация, интернирование, в лучшем случае - уничтожение. Что “Варяг” попадет к ним в руки настолько неповрежденным, что его можно было использовать как собственный - о таком японцы, планируя операцию, не смели даже мечтать.

В самом бою, Уриу добился попытки русского прорыва в удобное для себя время и в удобном месте. Вскрыл направление действий “Варяга”. Грамотно расставил свои корабли в глубоком эшелоне, приготовив их к длительному огневому контакту с противником. Проявил гибкость и, когда русские допускали ошибки, - изменял первоначальный план. Не сдерживал инициативу подчиненных.

К недочетам японского командующего, можно, пожалуй, отнести только то, что он не вошел на рейд в 4 часа, как обещал в “ультиматуме”. Тогда бы брошенный “Варяг” достался ему вообще на плаву. Но после “ультиматума”, такие действия могли быть восприняты иностранными кораблями, именно как желание его выполнить - то есть как непосредственная и реальная угроза уже им, что могло привести к серьезнейшему международному инценденту. Кроме того, сам “ультиматум” сыграл свою положительную роль в решении Руднева принять бой и в поспешном оставлении кораблей после боя. Позитивное воздействие данной акции превышает негативное, связанное с невозможностью входа на рейд непосредственно за русскими.

Умело действовал в бою и командир “Асама” Рокуро Ясиро. Он вовремя оценил ошибку русских, связанную с малой скоростью прорыва и правильно на нее среагировал, отодвинув рубеж огневого контакта ближе к рейду и, повернув на контркурс с противником, сократив дистанцию. Когда он заметил, что противник испытывает сложности (“застрял” у острова), то мгновенно среагировал и смело пошел на сближение и “реализовал” из ситуации максимум возможного.

Хорошо действовали японские артиллеристы. Для того, чтобы добиться 11 попаданий, они затратили 276 выстрелов из орудий калибра 120 мм и больше. Процент попаданий - 4%. Это значительно больше, чем под Порт Артуром, но, правда, и условия стрельбы были неравные. Того вел стрельбу на дистанции от 40 до 25 каб. Причем по неподвижному противнику - с дальнего расстояния, в начале боя (именно тогда было достигнуто большинство попаданий). При дистанции 25 кабельтов, противники двигались на контркурсах с довольно большой взаимной скоростью. При этом как прицелы, так и целики менялись весьма быстро. Обратную картину наблюдаем мы в Чемульпо. Если в начале боя, на дистанциях около 25 каб, русские, хоть и медленно но двигались (причем в ту же сторону, что и японцы - можно было держать постоянную дистанцию, сохраняя постоянный прицел, и направление, сохраняя курсовой угол - целик), то большинство попаданий в “Варяг” пришлось на заключительную фазу боя, когда противник был практически неподвижен и дистанция - до примерно 15 каб. Когда русские изменяли режим движения (даже такого медленного), попадания временно прекращались. Вот как это выглядит на графике. 

Чем более пологой выглядит линия, тем чаще попадали снаряды. Вы видим сначала равномерную частоту для первого паралельного участка. Потом подъем, связанный с поворотом, который сбил японскую пристрелку. Здесь наблюдаем 2 редких, но парных попадания. Последний пологий отрезок иллюстрирует стрельбу по “застрявшему” у острова крейсеру. С учетом этих обстоятельств, можно заключить, что комендоры “Асама” показали хорошую, добротную стрельбу. Но ничего выдающегося.

Показатель попаданий для 8” орудий выглядит впечатляюще. 3 попадания с 28 выстрелов. 11%. Но для таких “тепличных” условий так же не является чем-то экстраординарным. Ближайшей, как по времени, так и по обстоятельствам является аналогия с боем на рейде Манилы. Там эскадра адмирала Деви стреляла с нескольких циркуляций. Дистанция несколько раз менялась с 25 каб до 10 каб. Направление (целик) так же было переменным. Несмотря на то, что американцы использовали не столь совершенные 8” орудия (начальная скорость снаряда 640м/сек против 740м/сек у “Асама”), их процент попаданий не на много отличался - 9%.

Скоростные качества японских кораблей остались невостребованными. Поэтому оценить их мы не можем. Отдельно следует сказать о “Чиода", которая показала низкую боевую подготовку. Ее стрельба по “Корейцу” была безрезультатной. Ее скоростные показатели не позволили вести преследование отходивших русских кораблей. В значительной степени это объясняется длительной службой крейсера в качестве стационера, где команда не имела достаточного объема тренировок.

По тем же критериям, действия русских могут быть оценены негативно. Их задача - прорыв из Чемульпо, осталась невыполненной. Если исходить из этой, декларированной Рудневым цели, то надо отметить грубейшие ошибки, допущенные русским командиром.

Само “поведение” кораблей в бою дает весьма веские основания говорить о том, что и сам прорыв, как форма боя не был руководствующей целью для русских. Скорее - попытка боя, принуждение японцев отступить, а не “прорваться сквозь”, “оставить за кормой”. 

Тот дрейф по течению, который фактически показал “Варяг”, возможно и соответствовал ситуации “ждем когда япошки побегут”, но был совершенно неприемлемым при создавшейся обстановке. Руднев показал ее полное непонимание, обусловленное черезвычайно тенденциозной, основанной скорее на предрассудках, оценке возможностей как противника, так и собственных.

Если в определении формы боя (прорыв, открытый бой, даже “позиционная оборона” подобная действиям “Славы” в Моонзунде) требуется правильная оценка обстановки, то после того, как решение принято, целый ряд действий являются обязательными и не могут быть предметом обсуждения. Избрав формой боя прорыв, Руднев был обязан выполнять некоторые необходимые правила. Так, скорость продвижения в прорыве должна быть максимально возможной.

Ошибка Руднева, прежде всего, это движение “в прорыв” на недопустимо низкой скорости. Он оправдывает это тем, что корабль, якобы, не мог дать “больше 14 узлов”. Возможности корабля были нами оценены выше, а в данном контексте следует обратить внимание на то, что и по сути этот “аргумент” не объясняет действий. Фактически он говорит “могли дать только 14, поэтому реально дали… 4 узла”. Какой бы не была максимально возможной скорость крейсера, в прорыве должна была быть развита именно она - “самый-самый-самый полный вперед и еще чуть-чуть”(крейсер “Аскольд” в бою у Шантунга, отнють не находясь в опасности “смертельной ловушки”, прорывался, развив околопредельную для тех условий скорость в 22 узла). Не имеющий скорости и уступающий в огневой силе и защищенности корабль, превращается в “сидячую утку”, пригодную только для расстрела противником.

Скорость должна быть максимальной по очевидной причине - сокращение времени огневого контакта с превосходящим силой противником. Этот же фактор диктует и необходимость постоянного курса. Максимальная скорость должна так же быть применена на кратчайшем направлении. То есть речь идет о максимально возможной скорости продвижения - максимальной скорости движения на минимально возможном пути.

Это понимал Витгефт у Шантунга и “держал курс” до самой смерти. Это понимал Рожественский в Цусиме, указав своей эскадре один курс - прямо во Владивосток (НО23), но не сумевший на нем продержаться. Это понимал и Того, имевший возможность совершать всякие “хитрые маневры”, вроде пресловутого “кроссинг Т”, но, наученный горьким опытом первой фазы боя у Шантунга, не применявший их, а ставивший главной задачей против прорыва именно стойкость в следовании курсом.

Подобно тому, что “оборона, есть смерть вооруженного восстания”, маневрирование на малой скорости - есть смерть прорыва. Корабль, стремящийся “временно выйти из сферы огня” или ожидающий ошибки противника, обречен на неудачу в прорыве.

Ошибкой Руднева явился и сам поворот. Отказ от цели боя. О его обстоятельствах и мотивах мы уже достаточно поговорили раннее, поэтому ограничимся лишь выводами. Руднев не показал необходимой командиру стойкости, настойчивости и храбрости. Убедившись, что “япошки не бегут”, он просто не нашел никакого разумного продолжения и бежал с поля боя. Это привело к отказу от прорыва, поражению, неоправданным потерям.

Заслуживают порицания и действия русских после боя. Прежде всего, это место затопления крейсера. Корабль вернулся на свою прежнюю стоянку на внешнем рейде. Если Руднев, как он сам уверяет, возвратился для того, чтобы “выйти из сферы огня и пытаться исправить повреждения”, то достаточно было просто войти в международные воды, оставаясь на фарватере. Туда японцы не стреляли и условия тушения пожара ничем не отличались от рейдовых. 

В оценке характера повреждений корабля Руднев (если исходить из его версии событий) допустил грубую ошибку. Все его (и Сэнэса) описания повреждений проникнуты убеждением о очевидной невозможности продолжать бой, которая, якобы, сразу бросалась в глаза. О повреждениях командир еще утром приказывал “давать ему знать”. Но по его описанию выходит, что до отдачи якоря “все были готовы бой затеять новый”, а после - практически мгновенно стало ясно, что неспособны…

Подобная ситуация представляется маловероятной, особенно учитывая, что последние 15 минут перед входом в международные воды “Варяг” практически не обстреливали и на корабле могли осмотреться. Все дальнейшие действия так же указывают на то, что корабль шел назад с одной целью - погибать. Мы уже достаточно подробно рассмотрели вопрос о повреждениях и степени боеспособности корабля. Сейчас, безотносительно от необходимости затопления, обратим внимание на то, как это было произведено.

Крейсер мог быть остановлен прямо после пересечения трехмильной границы, “не дотянув” до стоянки. Отсюда так же можно было производить спасение людей. Просто ближайшим кораблем был бы не “Тэлбот”, а “Эльба”. Но затонул бы “Варяг” не на широком рейде, в стороне от главного фарватера, а непосредственно на нем. На глубине не 5, а 10 саженей в отлив. Что, с одной стороны, было недостаточно глубоко, чтобы сделать проход кораблей над ним безопасным, а с другой, - более затруднило бы подъем. Планам японцев по использованию Чемульпо, как основной базы снабжения, был бы нанесен ущерб. У русских было не слишком много возможностей нанести его японцам, а это - одна из наибольших. Причем, для выполнения не было существенных сложностей. В этом положении японцы и самы не решились бы атаковать русских. А если бы решились, то все равно получали частично заблокированную своеобразным “брандером” гавань, плюс крупный международный скандал за стрельбы в международных водах.

Одно из возможных мест затопления "Варяга"

Если же, по какой либо причине, Руднев не мог так поступить, то затапливать корабль было вообще не обязательно. Он мог просто пройти дальше по рейду и выброситься на бар, отделяющий внутренний рейд от внешнего. Напомню, что утром, один из японских транспортов, оставшийся на внутреннем рейде, уже не мог вернуться на внешний и остался ждать высокой воды. Сев здесь на мель, “Варяг” получал безопасность эвакуации команды и затруднял дальнейшее пользование внутренним рейдом Чемульпо. Сняли бы его с мели японцы быстрее, чем поднимали, но все же на достаточно длительное время снабжения японских войск через этот порт было бы затруднено. Без всяких взрывов и затруднений для команды. Но Руднев, как нарочно, выбрал наиболее комфортабельный и небеспокойный для японцев вариант - оставил неповрежденный корабль тонуть на небольшой глубине и удобном для пользования порта месте.

Неповрежденный “Варяг” - еще одна серьезная ошибка, даже проступок (именно затопление корабля, а не ход боя, вызвало наибольший гнев адмирала Алексеева) Руднева. Факты из дальнейшей судьбы корабля убедительно свидетельствуют - он был в хорошем состоянии и весьма незначительный для данных обстоятельств ремонт вернул ему довольно высокую степень боеспособности.

Работы по подъему корабля японцы начали в апреле. В апреле и мае с помощью водолазов сняли часть орудий, в июне срезали мачты, трубы и вентиляторы, а с середины июля начали работы по выравниванию корабля на грунте. С помощью землесосов из-под корпуса корабля удалили большую массу песка и ила, и корабль лег днищем в образовавшуюся котловину, его крен уменьшился на 25°. Освободив крейсер от угля, японцы заделали пробоины и стали готовиться к подъему корабля с постановкой на ровный киль.

Узнав об этом от германского адмирала Притвица, побывавшего в Чемульпо, адмирал Е. И. Алексеев в «весьма секретной» телеграмме из Харбина сообщал управляющему Морским министерством, что было бы крайне важно помешать японцам поднять корабль, и предлагал взорвать «Варяг».

Были ли сделаны какие-либо попытки в этом направлении - неизвестно, но дело у японцев застопорилось. Несмотря на мощные помпы, откачивающие до 4000 м/ч воды, и одновременную подачу воздуха через шланги, корабль не трогался с места. В сентябре за счет новых мощных помп, доставленных из Сасебо, суммарную подачу отливных средств довели до 9000. м/ч, но и это не помогло, а начавшиеся зимние штормы заставили прекратить все работы.

В течение зимы заказали еще три помпы подачей по 3600 м/ч, а в апреле 1905 г. приступили к сооружению на палубе корабля громадного поплавка, который при откачивании из него воды должен был оторвать корабль от грунта. Для этого борта корабля надстроили стенкой высотой 6,1 м и закрыли крышей. Все сооружение потребовало 1000 м3 дерева. В середине мая, закончив постройку стенки на правом, обнажающемся в отлив, борту, возобновили промывку грунта под корпусом. Через месяц крен корабля уменьшился до 3°. Через 40 дней поплавок был готов. Пробную откачку воды произвели 27 июля, а 8 августа, когда прилив скрыл весь поплавок под водой, пустили в -действие все помпы, и корпус корабля, оторвавшись от грунта, всплыл на поверхность. На плаву заделали оставшиеся пробоины, откачали воду и немедленно стали готовить корабль к переходу в Японию. В эти дни до 300 человек день и ночь работали на корабле. 23 октября в сопровождении японского транспорта своим ходом “Варяг” вышел из Чемульпо в Сасебо.

Реально, основные трудности японцев были связаны не с боевыми или, якобы, последующими намеренными повреждениями, а с илистым дном и сильными течениям, буквально засасывающими корабль. Очистка ила и подъем, технически описаний выше, обошелся в 680 тыс иен, включая сюда демонтаж палубного оборудования и артиллерии. Как видим, Мельников, несколько (в 1,5 раза) преувеличил. Ремонт на месте - 196 тыс иен. Основные затраты были на очистку от продуктов коррозии (режим, при котором металлические части, в течении более года, дважды в сутки оказывались то на воздухе, то в соленой воде, весьма способствует ее распространению). После этого, корабль собственным ходом, используя свой машины и котлы преодолел переход от Чемульпо до Сасебо. Видимо, у бравых кочегаров было весьма своеобразное представление о подорванных коллекторах, экццентриках и разрушенной футеровке…. Последующий ремонт обошелся еще в 723 тыс иен.

Курс иены и рубля на 1 января 1904 года: рубль - $0,77; иена - $0,498. (Асакава Каничи “The Russo-Japanese conflict: its causes and issues”). Таким образом, общие затраты на восстановление корабля составили 1 600 тыс. иен. или 1 032 тыс. рублей. Прав был Рафаил Михайлович! Только не на подъем, а на все работы… И не иен, а рублей…

В процессе ремонта крейсер не претерпел сколь либо существенных изменений. Была заменена малокалиберная артиллерия на пушки систему Виккерса. Изменили конструкцию труб (причем С.Савченко почему-то назвала трубы с соосным кожухом “телескопическими”. Видимо, они ей напоминали выдвижные антенны радиоприемников или подзорные трубы. Хорошо, хоть не телепатическими…. Воистину, История, это вам не судостроение!). 

Оценю 1907 года "Варяг" вышел из верфи в Иокосуке. Он имел старю “выведенную из строя” шестидюймовую артиллерию и все те же “вконец надорванные” машины с “гиблыми” котлами Николосса. Очевидно, пребывание под водой пошло им на пользу, так как имея по паром всего 12 котлов, крейсер развил 15 узлов. 

Корабль был зачислен в учебно-артиллерийский отряд, где и прослужил до 1916 года. В том же году крейсер был выкуплен Россией за четыре с половиной миллиона иен.

15 мая, уже под русским флагом, он вышел на оценочные испытания. Из 30 котлов крейсера действовали только 22 (без котлов второго котельного отделения), однако, и при неполном обеспечении машин энергией крейсер довольно легко вышел на 16-узловой ход.

Все те же механизмы, о которых было столько “плача” перед 1904, обеспечили “Варягу” переход из Дальнего Востока в Европу. 19 июня 1916 года он вышел из Владивостока, 4 сентября 1916 года "Варяг" прошел Суэцкий канал, 19-го уже пришел в Тулон. 

По дороге, на выходе из Цусимского пролива по дороге в Гонконг маленький отряд попал в зону штормов и туманов. Проходили по 250 миль в сутки. В пути совместно с "Чесмой" производили учения по отражению торпедных атак и уклонению от торпед при движении 15-узловым и, к удивлению адмирала Бестужева, не проявил никаких неисправностей.

"Варяг" покинул Тулон 2 октября - после переборки и выщелачивания котлов. Крейсер выдержал испытания, и путь до Гибралтара проделал со средней скоростью 12-14 узлов.

Обычно, под конец такого перехода ”через три океана” даже сравнительно новые корабли порт-артурской эскадры нуждались в некотором ремонте, но “Варяг” и сейчас продолжал показывать истинные возможности своих 17-летних механизмов. 16 октября 1916 года, опаздывая по графику с прибытием в Глазго, и зная, что союзники, вероятнее всего, обеспокоятся и станут его искать, "Варяг" пробует выйти на предельный ход. Менее недели спустя после жестокого шторма, с временно отремонтированным цилиндровым штоком правой машины, с низкокачественным углем в бункерах, едва отремонтированный силами собственного экипажа "Варяг" вышел на скорость 18 узлов - и выдержал шесть часов движения таким ходом без аварий.

Все эти факты убедительно свидетельствуют, что указанные Рудневым, как предельные 14 узлов, далеко не определяли истинные скоростные возможности корабля и , что крейсер достался японцам без “фатальных” повреждений.

В завершение работы, хотелось бы сказать несколько слов о значении “триумфальной гибели “Варяга”.

Прежде всего - никакие действия противников в бою или после него не могли повлиять на “подвиг”. Как бы не старался Уриу, он не мог предотвратить “создание легенды” русскими. Ее объектом мог стать любой другой эпизод первых дней войны. Не “Варяг”, так “Новик”. Не “Новик”, так “Баян”… С другой стороны, как бы ни неудачно провел бой Руднев (или любой другой кандидат на “воодушевление сердец”), он был “обречен на подвиг”. 

Причины, “почему именно Чемульпо?” лежат не в военной области. Именно высадка японских войск в Корее - главное событие начала войны. Даже нападение на Порт Артур являлось, при всем превосходстве участвующих там главных морских сил противников, лишь в значительной степени операцией обеспечения захвата Кореи. Именно в Чемульпо происходили главные события и именно здесь надо было “совершить подвиг”.

Не стоит уделять слишком много внимания “иностранной популярности” боя. Естественно, первые события всегда больше привлекают, чем последующие, пусть даже и более достойные освещения. Новость постепенно переходит с первых страниц в середину, становиться рутиной. “Началась война” всегда сенсационнее, чем “боевые действия продолжаются”. Но первые иностранные отчеты о бое не несли сколь либо особо благоприятного или восторженного отношения к проведению боя “Варягом”. Ни публикации Таймс, ни отчеты Коэна. 

Сама идея “морального триумфа” берет начало не отзывах иностранцев, а в рапортах и записях в вахтенном журнале, выполненных Рудневым. Она оказалась, что называется “в нужном месте и в нужное время” и была подхвачена в России. “Международный вклад” представлен восторженностью Сэнэса и романтическими откликами на русские “триумфы” в Германии, где рассматривали Россию как дружественную страну в пику японцам - союзникам Британии. Подобно тому, как любое действие буров, безразлично от результатов, вызывало оживление антибританских кругов, так и на действия на Дальнем Востоке можно было найти восторженные прорусские рецензии в той же среде.

К тому же “восторженность иностранцев” обычно подается в значительно преувеличенной степени. Апофеозом, как правило, служит такой аргумент, как, якобы созданная в Германии песня о “Варяге”.

А история такова. Стихотворение написал немец, Рудольф Грейнц, впервые оно было опубликовано в № 10 мюнхенского молодежного журнала "Югенд". Навеянное общими, в целом доброжелательными отзывами о русских и полным незнанием самых обстоятельств боя, и вдохновленное юношеской восторженностью и максимализмом, оно обратило на себя внимание русских “литературных барышень”. Спустя несколько недель Е. Студенская опубликовали свой, довольно вольный перевод. Музыкант 12-го гренадерского Астраханского полка А. С. Турищев, принимавший участие в торжественной встрече матросов "Варяга" и "Корейца", положил стихи Е. Студенской на музыку. Так появилась песня. Как видим, за выражение “иностранного общественного мнения” ее могут принять только очень предвзятые люди.

Реально, “русский моральный триумф” обернулся еще большим поражением как раз с моральной, психологической точки зрения. Натоящие потери были даже значительно больше, чем потерянные корабли и их экипажи.

Для японцев этот бой тоже был первым в новой войне. Россия была еще неизвестным противником. Они, несомненно, слышали в своих училищах про Суворова и Ушакова. Знали, с какой легкостью “белые люди” сокрушали до сих под в колониальных войнах другие народы. Видели расправы над Китаем. И в какой-то мере опасались. Не могли не опасаться. Все. И адмиралы, и матросы. Многое должен был показать первый бой. И он показал. Показал всей Японии. Показал, что русские не идут напролом, не стоят насмерть, готовы сдаться (варианты - отступить, затопиться, интернироваться и т.д.) И после этого успокоенные японские генералы и адмиралы стали рисовать на своих оперативных картах более размашистые стрелы планируемых ударов, и после этого японские рядовые веселее бежали в штыковые атаки. Все знали, что русских побеждать можно и нужно. 

Здесь можно скатиться на зыбкую почву предположений, но кто знает, как бы сложилась судьба Артура, 2-й Тихоокеанской и вообще всей войны - если бы японцы русских опасались. Но они уже не опасались. Знали, что могут перетерпеть, перестоять, дожать противника. И Того знал, что для победы, надо не заходить в “T-кроссинги” и “Л-формации”, а выстоять на мостике. И Ояма знал, что надо бросать последние резервы и атаковать, пусть из последних сил - враг в конце концов побежит. И бежал.

В этом контексте несколько двусмысленно выглядит награждение Руднева после войны японским орденом Восходящего Солнца 2-й степени. Чисто формальный, дипломатический жест уважения (редко кто из “загранки" не привозил в то время солидных экзотических “иконостасов”) носил, тем не менее, свое символическое значение. Руднев имел основание на японскую награду именно за то, что дал им уверенность.

“Подвиг “Варяга”, нанес большой вред моральному состоянию в русской армий и на флоте. После того, как Руднева назначили национальным героем, и Порт-Артур сдать уже было не так невозможно. Рудневу-то можно! "Объективные причины" всегда найдутся. Подобно тому как кивали на пример Севастополя, на авторирет Корнилова, Нахимова, Истомиина и разоружали в порт-артурской луже собственные корабли, пример “Варяга” делал подобные поступки еще более легкими. Более моральными. Та же мораль, что и у Руднева побудила Сарычава бросить “Боярин”. “Триумфальная гибель “Варяга” служила примером для бегства с войны - массового интернирования кораблей после боя у Шантунга. Затопление невредимого крейсера повторилось в гораздо более массовых маштабах в передаче японцам кораблей в Порт Артуре. В поднятых над кораблями Небогатова белых простынях присутствовал и неподнятый белый флаг над “Варягом”. А “дома”, между тем, по все тому же варяговскому сценарию “триумфов” многотысячные толпы восторжденно приветствовали в Харькове и Петербурге вернувшегося Стесселя. А в типографиях уже вовсю печатали лубочные картинки “истории для народа” о “подвиге Варяга”, по которым и создавалось стереотипное представление о “наших героях на Дальнем Востоке”.

Безусловно, каждая нация может и должна иметь героический эпос. Это необходимо для национально-партиотического воспитания. Но пример, основа таких легенд должна, по крайней мере не противоречить реальности. Иначе получиться не легенда, а миф - раскрашенный балалечно-матрешкин лубок, который, в свою очередь, потом становиться благоприятной питательной средой для рождения всяческих “ниспровергателей мифов” и, тем самым, способствует эффекту противоположному замыслу - росту аморальности, цинизма, нигилизма общества. В этом контексте, то состояние “народно-исторической науки”, в котором она находиться в современной России, со всеми новоявленными ревизионистами, “альтернативными историями”, “виртуальными реальностями” и т.д. - своеобразное “наказание”, которое несется за предыдущие “народные лубки” и горлопанство “агитационно-пропагандистских историй” прошлого.

Иначе говоря, для создания “подвига” должны быть выбраны достойные примеры. Прекрасный образ мог быть создан, например, из того же Витгефта - обычного, ничем не выделяющегося мягкого доброго человека, штабного работника, волею случая ставшего во главе эскадры и поведшего ее в бой. Нашедшего в себе и моральные силы и стойкость и непоказную храбрость…. Но нет, он “в народном сознании” так и остался “бесхарактерным немцем”.

В Русско-Японскую войну были многочисленные примеры реально героизма, служащего примером и основой для легенд. Но, увы, многие из них оказались как раз похоронены, затерялись в тени “варягов”. Так князь Гантимуров, Георгиевских кавалер, дважды прорывавшийся из осажденного Порт Артура, тяжело раненый в позвоночник, превратился в образ презренного предателя и сифилитика, а его награда дискредитирована Рудневым. Забыты подвиги “Александра III” и “Бородино”, которые в Цусимском сражении не стремились “выйти из сферы огня”, а вернули эскадру на боевой курс и держали его до самой гибели. Но любой школьник знает о “гордом красавце “Варяге”…

С другой стороны, ни в коем случае не следует принимать героическую легенду за историю. Нет двух “историй” - одна “для народа”, другая - “настоящая”. Есть только одна реальность - события, которые действительно произошли. Реконструировать и анализировать их с помощью даже “правильной” легенды нельзя. Одна из задач реконструкции боя была как раз - показать разницу между легендой и действительностью.

Прочитав эту работы, возможно, некоторые читатели найдут “излишне резкие” оценки и суждения. Конечно, можно найти огромное количество вполне рациональных аргументов и объективных обстоятельств для объяснения (и оправдания) практически любых решений русских командиров (и командования) в этой злосчастной войне. Объяснить, и объяснить толково можно практически всё. Вроде бы все, получается, действовали вполне разумно, в соответствии с обстоятельствами и т.д. Но, с другой стороны, результат-то - война проиграна, и проиграна с ужасным треском. Значит, маловато получается объяснений. Так что если вдуматься - может действительно стоит судить и пожестче, без скидок на действительные заслуги и действительный героизм? А тем более на “дутый”… В конечном счете, задача военных - не храбро умирать, а побеждать противника. Тем более, что, если говорить о действиях отечественного флота, те вещи и тенденции, которые привели его к катастрофе в РЯВ, являются, к сожалению, во многом доминирующими во всех его кампаниях от Крымской войны до Великой Отечественной. Без понимания их истинных причин, останутся непонятными многие действия и результаты ход истории.