Site hosted by Angelfire.com: Build your free website today!

    



Воспоминания


 
Главная
cтраница
Воспоминания Наши
интервью
Узники
Сиона
Из истории
еврейского движения
Что писали о
нас газеты
Кто нам
помогал
Фото-
альбом
Хроника Пишите
нам



Воспоминания о Бобе Голубеве
Элик Явор
Серж Лурьи
Детство хасида в
советском Ленинграде
Моше Рохлин
Дорога жизни:
от красного к бело-голубому
Дан Рогинский
Всё, что было не со мной, - помню...
Эммануэль Диамант
Моё еврейство
Лев Утевский
Записки кибуцника. Часть 2
Барух Шилькрот
Записки кибуцника. Часть 1
Барух Шилькрот
Моё еврейское прошлое
Михаэль Бейзер
Миша Эйдельман...воспоминания
Памела Коэн
В память об отце
Марк Александров
Айзик Левитан
Признания сиониста
Арнольда Нейбургера
Голодная демонстрация советских евреев
в Москве в 1971 г. Часть 1
Давид Зильберман
Голодная демонстрация советских евреев
в Москве в 1971 г. Часть 2
Давид Зильберман
Песах отказников
Зинаида Партис
О Якове Сусленском
Рассказы друзей
Пелым. Ч.1
М. и Ц. Койфман
Пелым. Ч.2
М. и Ц. Койфман
Первый день свободы
Михаэль Бейзер
Памяти Иосифа Лернера
Михаэль Маргулис
Памяти Шломо Гефена
Михаэль Маргулис
История одной демонстрации
Михаэль Бейзер
Не свой среди чужих, чужой среди своих
Симон Шнирман
Исход
Бенор и Талла Гурфель
Часть 1
Исход
Бенор и Талла Гурфель
Часть 2
Будни нашего "отказа"
Евгений Клюзнер
Запомним и сохраним!
Римма и Илья Зарайские
О бедном пророке
замолвите слово...
Майя Журавель
Минувшее проходит предо мною…
Часть 1
Наталия Юхнёва
Минувшее проходит предо мною…
Часть 2
Наталия Юхнёва
О Меире Гельфонде
Эфраим Вольф
Мой путь на Родину
Бела Верник
И посох ваш в руке вашей
Часть II
Эрнст Левин
И посох ваш в руке вашей
Часть I
Эрнст Левин
История одной демонстрации
Ари Ротман
Рассказ из ада
Эфраим Абрамович
Еврейский самиздат
в 1960-71 годы
Михаэль Маргулис
Жизнь в отказе.
Воспоминания Часть I
Ина Рубина
Жизнь в отказе.
Воспоминания Часть II
Ина Рубина
Жизнь в отказе.
Воспоминания Часть III
Ина Рубина
Жизнь в отказе.
Воспоминания Часть IV
Ина Рубина
Жизнь в отказе.
Воспоминания Часть V
Ина Рубина
Приговор
Мордехай Штейн
Перед арестом.
Йосеф Бегун
Почему я стал сионистом.
Часть 1.
Мордехай Штейн
Почему я стал сионистом.
Часть 2.
Мордехай Штейн
Путь домой длиною в 48 лет.
Часть 1.
Григорий Городецкий
Путь домой длиною в 48 лет.
Часть 2.
Григорий Городецкий
Писатель Натан Забара.
Узник Сиона Михаэль Маргулис
Памяти Якова Эйдельмана.
Узник Сиона Михаэль Маргулис
Памяти Фридмана.
Узник Сиона Мордехай Штейн
Памяти Семена Подольского.
Узник Сиона Мордехай Штейн
Памяти Меира Каневского.
Узник Сиона Мордехай Штейн
Памяти Меира Дразнина.
Узник Сиона Мордехай Штейн
Памяти Азриэля Дейфта.
Рафаэл Залгалер
Памяти Шимона Вайса.
Узник Сиона Мордехай Штейн
Памяти Моисея Бродского.
Узник Сиона Мордехай Штейн
Борьба «отказников» за выезд из СССР.
Далия Генусова
Эскиз записок узника Сиона.Часть 1.
Роальд Зеличенок
Эскиз записок узника Сиона.Часть 2.
Роальд Зеличенок
Эскиз записок узника Сиона.Часть 3.
Роальд Зеличенок
Эскиз записок узника Сиона.Часть 4.
Роальд Зеличенок
Забыть ... нельзя!Часть 1.
Евгений Леин
Забыть ... нельзя!Часть 2.
Евгений Леин
Забыть ... нельзя!Часть 3.
Евгений Леин
Забыть ... нельзя!Часть 4.
Евгений Леин
Стихи отказа.
Юрий Тарнопольский
Виза обыкновенная выездная.
Часть 1.
Анатолий Альтман
Виза обыкновенная выездная.
Часть 2.
Анатолий Альтман
Виза обыкновенная выездная.
Часть 3.
Анатолий Альтман
Виза обыкновенная выездная.
Часть 4.
Анатолий Альтман
Виза обыкновенная выездная.
Часть 5.
Анатолий Альтман
Памяти Э.Усоскина.
Роальд Зеличенок
Как я стал сионистом.
Барух Подольский


Первый день свободы


Михаэль Бейзер


      

      Каждый переживает по-своему, покидая место, в котором он родился и вырос. Обычно это боль. Одна ленинградка, отправляясь в Штаты, оставила мне четверостишье из "Юноны и Авось".

      Этот город в мурашках запруды,
      Это Адмиралтейство и Биржу
      я уже никогда не забуду,
      и уже никогда не увижу.

      Совсем иначе уезжал я. Семь с половиной лет бесперспективной, изматывающей жизни в отказе - неужели не хватит? На фотокопии "Евреев Петербурга", которую Алик Френкель изготовил и принес подписать, я торжествующе начертал:

      Алик, друг мой, как я рад,
      Покидая Ленинград.
      Я уж сыт по горло им.
      Мне пора в Иерусалим.

      Стишок был незатейливый, но точно отражал моё тогдашнее настроение. Потом я возвращался в этот город много раз, переживал там и радости, и гадости, связь не прервалась, как тогда казалось, навсегда. Вот и сейчас я пишу эти строки с билетами в кармане; надо показать сыновьям могилы предков.

      Утром 10 мая 1987 года, в аэропорту "Пулково", заполняя таможенную декларацию, я услышал: "Миша, дай списать". Это был Юрий Шпейзман. В свои пятьдесят пять он уже несколько лет страдал от лимфосаркомы и недавно перенёс инфаркт. Мне, 37-летнему, Юра казался пожилым человеком. Во время таможенного досмотра от него потребовали вскрыть коробочки тфилин. Шпейзман спокойно заметил: "Вы можете открыть их сами, но они перестанут быть кошерными, и я не смогу ими больше пользоваться". Таможенник отступил. Впрочем, за это напускное спокойствие Юре пришлось заплатить - сразу после досмотра с ним случился сердечный приступ. С трудом допросились врача, который делал Юре внутривенное вливание прямо в зале ожидания, в то время, как я сторожил их ручную кладь. Наконец, синева на его лице отступила, Юра снова заулыбался, и сам понёс свою сумку к самолёту, успев перед этим переговорить с подошедшей безошибочно именно к нему швейцарской еврейкой, бывшей узницей гитлеровского концлагеря.

      В самолёте мы сидели рядом, он в середине, по другую руку - его жена Нелли Липович-Шпейзман, учительница иврита со стажем. Их не пускали в Израиль десять лет, к единственной дочери, у которой тем временем родились свои дети, ни разу не видавшие дедушку и бабушку. Лечиться в Израиль его тоже не отпускали. Дали разрешение в последний момент, получив безнадёжное заключение врачей, отпустили, чтобы "сионистская пропаганда" не смогла использовать Юрину смерть в отказе в "антисоветских целях". Юра отдал мне свою некошерную аэрофлотовскую порцию курятины, а сам прочел «Шеhехияну»: благодарение Богу за то, что мы дожили, наконец, добрались, дотянули до этого счастливого мгновения.

      - Юра, неужели это свобода? Ведь столько раз казалось, что этот миг никогда не наступит.

      - Не говори так. Я всегда верил, что Всевышний не допустит такой несправедливости. Иначе бы я и не дожил.

      - А как же Он допустил Шоа?


      У трапа самолета в Вене нас ждали: "Израильтяне направо, американцы налево". Все двинулись налево. Остались только Шпейзманы, семья Клюзнеров из четырех человек и я. В аэропорту нас, скорее именно Шпейзманов, встречали активистки борьбы за советских евреев: Женя Интратор из Канады и Рут Блох из Швейцарии. Рут сразу предложила организовать санитарный самолёт для переправки Юры в Израиль под медицинским надзором. Но Юра отказался от самолёта, как он отказался и от услуг наземной медицинской помощи. Представители "Натива", назвавшиеся представителями Сохнута, Дов Шперлинг и Ицик Авербух, по инструкции опасаясь террористов, наспех загрузили нас в машину-транзит. Мы не поняли причины такой торопливости, не могли взять в толк, почему нам не дают посидеть в баре аэропорта с этими замечательными женщинами, проделавшими такой длинный путь. Нас привезли в съёмную квартиру в центре города, где мы должны были находиться до вечернего рейса в Тель-Авив. Советская пресса писала, что евреев, направляющихся в Израиль, запирают в Вене, чтобы они не передумали и не сбежали в Америку. Не знаю, как поступали с другими, но с нами ничего такого не произошло. Дов и Ицик показали нам холодильник, где были какие-то продукты на перекус (я запомнил бананы), дали нам карту и ключ от квартиры, а также номер телефона, по которому их можно было найти, "если что". Сказали: "Хотите - отдыхайте, а нет - можете идти смотреть Вену".

      Юра отказался прилечь и настоял на том, чтобы пойти со всеми гулять по городу. Он даже скаламбурил, на ходу глотая таблетки: "Этот воздух мне полезен. А прежде, вместо воздуха Вены, меня только кололи в вены, чего было явно недостаточно".

      Пока буду жить, буду помнить, как он упал на центральной площади города, под деревом, между памятниками Марии Терезии и Францу Иосифу, ближе к последнему. Стояло тёплое весеннее воскресенье, часов пять после полудня. По площади прогуливались нарядные венцы. А мы с Нелей стояли над упавшим товарищем, неожиданно ставшим мёртвым телом. Рядом Клюзнеры, их младший сын в истерике, их собака лает на труп. Что делать, мы не знали. У нас при себе не было никаких документов, мы их сдали "сохнутчикам" из "Натива". Местных денег тоже не было, не поменяли, пожалели. Наверное, "скорую" мы могли бы вызвать и без денег…, если бы умели пользоваться телефоном-автоматом. По-немецки никто из нас не говорил. Неля могла изъясняться только на иврите, по-английски – только я и старший сын Клюзнера. Вам случалось оказаться наедине с трупом в чужом городе, без знания местного языка, без денег и документов в кармане? Со мной это было в первый раз. И неоткуда было ждать особого сочувствия. Слова: "Израиль", "отказ", "советские евреи" не звучали в стране, где выбрали президентом бывшего нацистского преступника Курта Вальдхайма. Они, чистая публика, смотрели на нас, как на кочевников-цыган, и обходили стороной. Разве труп не мог быть результатом внутренних разборок между этими дикарями?

      Это был тяжёлый вечер. Клюзнеры отправились пешком обратно в квартиру, чтобы оттуда связаться с Довом и Ициком. Кто-то из прохожих вызвал полицию. Я остался успокаивать Нелю, потом ждать вместе с ней полицейских и амбуланс. Искусственное дыхание и электрошок не помогли, Юра не ожил. Врач скорой помощи отвёл меня в сторону: "Скажите вдове, что мы все хотим такой смерти".

      Надо было ещё пройти допрос в полиции, где, находясь в состоянии стресса, я забыл почти все английские слова. Надо было ещё попросить, чтобы труп не вскрывали (что обычно делают, когда человек умирает вне больницы), поскольку покойник был верующим. Потом нас нашли Дов и Ицик, и всё как-то устроилось.

      А назавтра там, в Ленинграде, печальная весть оглушит Юриных друзей. Саша Шейнин, тогдашний подпольный моэль Ленинграда, вспоминает:

      "Помню, как он позвонил и позвал на прощальный "лэхаим", а я ответил ему: "Спасибо, да стоит ли? С Б-жьей помощью, через две недели встретимся в Иерусалиме!"... А на завтра прибежал Раши и рухнул головой на стол: "Всё! Всё! Всё! Юры нет!"

      За первым шоком последуют гневные письма отказников во власть и демонстрация на Исаакиевской площади с плакатом: "Позор убийцам Юрия Шпейзмана!"

Демонстрация отказников на Исаакиевской (Сенатской) площади, посвящённая "азкаре" (30 дней после смерти) долголетнего отказника Юрия Шпейзмана, скончавшегося в Вене по дороге в Израиль.
10 июня 1987, Ленинград.


      А пока мы, оставшиеся, снова собрались на квартире. Авербух, бывший одессит, некрупный, но крепко сбитый мужик, сказал: "Я участвовал в трёх войнах, привык цинично относиться к смерти. Случай же с Юрой могу объяснить только мистически. Ведь и Моше тоже не вошел в Эрец-Исраэль". Я подумал, что Юре еще повезло - умер свободным. Свою свободу он обрел в борьбе - организовывал массовое размножение еврейского самиздата.


      В аэропорту нам пришлось пройти сквозь строй солдат с автоматами наизготовку. В то утро израильская авиация провела рейд по палестинским лагерям в Ливане, и поэтому меры безопасности в Вене усилили. Вооружённые солдаты, немецкая речь, собаки – что-то не похоже на свободу. Мне вспомнилось, как утром, при входе в здание аэропорта какой-то человек отделился от толпы встречавших, бросился ко мне: "Вы направляетесь в Израиль. Не езжайте туда. Там очень плохо. Я там жил, я знаю, Ни в коем случае не делайте этой глупости!" Я не нашел ничего лучшего, как попросить его предъявить документы, после чего наш "спаситель" бесследно пропал.

      Самолет Эль-Аль летел ночью. Для меня это была третья бессонная ночь подряд. Попросил виски. Стюардесса принесла его вместе с газетой "Едиот ахронот", которую я тупо вертел в руках. Еда показалась очень вкусной. Наконец, из темноты выступил израильский берег, весь в огнях. Садимся, приехали. У трапа ко мне подошёл человек. "Я из министерства иностранных дел. Мы для Вас очень много сделали", - сказал он. Это был Эли Валк, чиновник из "Натива", сам бывший рижский активист. Что же именно они для меня сделали? А впереди я уже видел наглых репортёров, в упор, со вспышками снимавших Нелю, рыдающую на шее своей дочери.

      Внизу меня ждали бывшая жена Таня и наш сын Саша. Саше было три года, когда они уехали, мы не виделись больше семи лет. Ему разрешили подняться в зал приема репатриантов, побыть с папой, пока нам оформляли документы. Моя регистрация прошла очень быстро. Мартин Гилберт накануне обо всём позаботился. "Иерусалим, центр абсорбции "Бейт-Канада"", - и вот я держу в руках свой первый израильский документ – теудат оле. Уже светло, мы едем в Иерусалим по горному ущелью, заросшему кипарисами. В утренних новостях сообщают о смерти Юры. Сын шепчет мне на ухо: "Папа, я тебя люблю". На русском языке он не умеет сказать красноречивее.


Иерусалим,
2008 г.

 
Главная
cтраница
Воспоминания Наши
интервью
Узники
Сиона
Из истории
еврейского движения
Что писали о
нас газеты
Кто нам
помогал
Фото-
альбом
Хроника Пишите
нам