Пройдя дворами на улицу Воровского, она прошлепала еще шагов пятьдесят и оказалась возле своей роскошной, серо-бежевой виллы в стиле модерн, с садом и обсерваторией на крыше. Шатаясь и кряхтя от боли, ААА подошла к воротам с ажурной решеткой и кулаком надавила кнопку звонка. Ореховая застекленная дверь распахнулась, по парадной лестнице сбежал толстый швейцар в фиолетовой ливрее, отпер ворота и подхватил ААА под руки:
Матушка."матушка...
- Оох! Насилу доползла... - облокотилась на него она своим грузным телом.
На пороге двери показались две дамы. Одна маленькая, невзрачная, в глухом сером платье. Другая очень высокая, худая как палка, затянутая в черное трико, с белым костистым лицом, длинным, похожим на вороний клюв, носом и толстыми очками.
- Господи! Мы уже...Господи! - маленькая дама проворно сбежала по ступеням, подхватила ААА своими маленькими, проворными руками. - И думать боюсь! Господи! Да что же это?!
Высокая опустилась на четвереньки и ловко, по собачьи перебирая длинными руками и ногами, сбежала вниз, завертелась у ног ААА, визжа и лая.
ААА ввели по лестнице в дом, Большая, отделанная орехом, розовым мрамором и медью прихожая была полна подростков. Мальчики и девочки лежали на полу, сидели вдоль стен. Увидя ААА, они зашевелились, вставая.
-Сколько?-морщась от боли в животе, спросила ААА маленькую даму.
- 38, светлая, - доложила та. - Двое ушли, у одной падучая, другого я выгнала.
ААА обвела подростков угрюмым взглядом. Они смотрели на нее с подавленным восторгом, переходящим в страх.
- Осипа выпустили! - объявила ААА.
Вздохи и стоны восторга вырвались у собравшихся.
- Сердце надвое порвал, мучитель сладкий! - перекрестилась маленькая дама и сухонькими ладонями закрыла брызнувшие слезами глаза.
Высокая дама завизжала, заюлила и высоко запрыгала, пытаясь достать зубами люстру. ААА пнула ее и разжала свой грязный кулак с плевком Осипа:
- Причаститесь харкотиной великого! Подростки юными языками потянулись к ее ладони, и через полминуты темная шершавая ладонь опустела.
- Воды, воды, воды! - громким грудным голосом закричала ААА, раздирая лохмотья на пухлой груди.
Швейцар и маленькая дама подхватили ее под руки и повели наверх в опочивальню.
- До полудня рожу, чует сердце! - стонала ААА.
-Рожай, великая, рожай, непорочная...- бормотала маленькая дама.
- Будет ли достойный? Сыщится ли? ~ трясла тяжелой головой ААА.
- Сыщится, королева, сыщится, Дева Света... - успокаивала дама.
Высокая прыгала по ступеням, обгоняя подымающихся и восторженно визжа.
В опочивальне было тесно, но уютно; на обитых синим шелком стенах висели портреты Пушкина, Данте, Гумилева и Сталина. Рядом с широкой кроватью с бархатным балдахином стоял полковой походный складень-иконостас, подаренный хозяйке дома командованием Ленинградского военного округа. У окна разместился небольшой красного дерева письменный стол, заваленный книгами и рукописями; в углу возвышалась мраморная ванна на золотых ножках в виде ангелов с крыльями. Ванна была полна воды.
ААА подвели к ванне, она опустилась на колени и с размаху погрузила свою голову в воду. Часть воды вылилась на пол. Высокая прыгнула к ААА и, изогнувшись, стала лизать ее черную пятку.
Маленькая дама пнула ее в худые ребра:
- Отступи, Лидка!
Высокая с воем отбежала в угол и легла на меховую подстилку.
- Великолэээпно' - подняла голову ААА. Маленькая дама накрыла ее приготовленным полотенцем, стала осторожно вытирать.
- На кровать, на кровать... - простонала ААА, - уж подступает...
Швейцар и дама подхватили ее, подвели к кровати. ААА завалилась навзничь.
- Ежели в беспамятство провалюсь - жги мне свечей руку, - пробормотала ААА, закрывая глаза. - Хочу наследнику в глаза глянуть. А уж потом - к Господу в подмышки потные...
Маленькая дама сделала знак швейцару Он вышел. Дама присела на край кровати, взяла безвольную тяжелую руку ААА в свои ручки и, склонившись, поцеловала.
- Све-то-но-сец! - проговорила по слогам ААА и, дернувшись всем своим грузным телом, закричала страшным нутряным голосом роженицы.
Кортеж Сталина подъезжал к Архангельскому Здесь, в великолепном дворце, выстроенном еще при Екатерине II, жил граф и бывший член Политбюро ЦК КПСС Никита Аристархович Хрущев, отстраненный от государственных дел октябрьским Пленумом ЦК.
Громадную территорию дворца опоясывал каменный забор с чугунными, в классическом стиле решетками, каждое звено которых украшал родовой герб Хрущевых - пентакль, циркуль и три лилии.
Еще издали, с Ильинского шоссе Сталин заметил свет над черным ночным лесом - сегодня дворец был освещен, 52-летний Хрущев праздновал свои именины.
Кортеж подъехал к воротам, за которыми располагался КПП личной гвардии Хрущева, круглосуточно охранявшей графа. Это подразделение, насчитывающее почти шестьсот
человек, состояло из преданных Хрущеву офицеров-каппе-левцев, выпускников диверсионной школы "Великий Восток" и черкесов прославленной "дикой" дивизии. Оно содержалось графом, было расквартировано на территории его имения и подчинялось исключительно Хрущеву
Из "ЗИМа" вышел генерал Власик с двумя охранниками, приблизился к воротам и сделал знак трем стоящим на вахте черкесам. Бородатые, темнолицые, одетые в долгополые бурки и лохматые папахи с зеленой лентой, они недоверчиво смотрели на подъехавший кортеж и на генерала. Один из черкесов заглянул в каптерку Вышел капитан в черной каппелевской форме, подошел к воротам, коротко переговорил с Власиком и скрылся в каптерке - доложить графу
- Вот головорезы! - усмехнулся шофер Сталина, глядя на черкесов. - Что они в Берлине творили...мне, товарищ Сталин, брат рассказывал. У них пытка есть - человека на змею посадить. А в Берлине, как только зоопарк взяли, змей этих - полным полно расползлось. Ну и, говорит, едем с командующим, глядь - немецкий полковник по земле катается, а черкесы из "дикой" дивизии стоят кружком и смеются. А это они, оказывается, ему в жопу...
- Заткнись, - перебил его Сталин.
Ворота отворились, капитан вышел из каптерки, взял под козырек. Черкесы нехотя приложили смуглые руки к папахам.
Кортеж въехал на территорию поместья. Сразу за вахтой в ельнике виднелись два дота с пулеметами. На высоких соснах смутно различались замаскированные наблюдательные пункты и огневые точки.
Кортеж по плавно изгибающейся дороге подъехал к красиво освещенному дворцу и остановился перед высокой въездной аркой в виде греческого портала с четырьмя колоннами и изящной решеткой ворот. Возле них стояли с автоматами четверо великовосточников в зимних камуф-ляжных комбинезонах. Ворота стали медленно притворяться, и кортеж въехал во внутренний двор хрущевского
дворца, окруженный полукруглой, подсвеченной снизу колоннадой.
"Роллс-Ройс" подкатил к невысокому мраморному крыльцу, Сталин вышел с чемоданчиком в руке и сигарой в зубах.
- Здравия желаю, товарищ Сталин' - выбежал на крыльцо и щелкнул каблуками высокий красавец поручик с аксельбантами. - Прошу вас!
Он распахнул перед Сталиным дверь. Сталин вошел в громадную прихожую залу, сверкающую розовым и белым мрамором, золотом и хрусталем.
- А вас, господа, прошу сдать оружие и расположиться в гостевом флигеле, -- обратился поручик к отставшей охране
<>
В прихожей Сталина ждал камердинер графа Алекс - невысокий, чрезвычайно подвижный человек в белом, по случаю торжеств, фраке и с запоминающимся лошадино-подобным лицом.
- Здравствуйте, товарищ Сталин, - быстро кивнул он. - Граф чрезвычайно рад вашему приезду. Они ждут вас в подвале-с. Позвольте ваш саквояж,
- Это останется со мной, - Сталин уверенно направился к подвальной лестнице. - Он что, опять пытает?
- Так точно-с. Пытают-с. - поспешил за Сталиным Алекс. - Позвольте, провожу вас.
- А гостей бросил, стало быть9
- Гости давно разъехались.
- Не может быть!
- Граф уже шутили-с по этому поводу, - тараторил Алекс, семеня короткими ногами. - Раньше, говорит, его боялись задерживать, а теперь у него задерживаться боятся.
- Не понял юмора, - зевнул Сталин.
Мраморная лестница, ведущая в подвал, перешла в небольшую площадку со стальной дверью, возле которой стояли двое черкесов. Они по-военному молча приветствовали Сталина и потянули за толстую ручку двери. Толстая тридцатисантиметровая дверь стала бесшумно отворяться,
и душераздирающие крики донеслись из полутемного проема.
Сталин шагнул вперед, Алекс остался стоять позади, черкесы закрыли дверь за вождем.
Подвальная тюрьма с пыточной камерой, вырытые еще прапрадедом Хрущева, в XIX веке пришли в полнейшее запустение и были восстановлены и переоборудованы молодым графом сразу после завершения Гражданской войны. Это была анфилада с тремя круглыми помещениями, отделанными простым грубым камнем. В первом размещалась охрана, во втором - тридцать шесть одиночных камер с заключенными, третье было пыточной камерой.
Сталин миновал вахтенную и последовал по неширокому коридору за молчаливым "великовосточником" в черном костюме ниндзя. Крики раздавались все громче. Кричал один и тот же человек: то пронзительно, переходя на обезьяний визг, то нутряным, кабаньим рыком, перерастающим в бульканье и клёкот.
Сталин вошел в ярко освещенный круглый каменный зал со сводчатым потолком. В грубый пол были вмурованы железная кровать, пресс, железное кресло и железная "кобыла", к которой сейчас был привязан за ноги и за руки голый, побагровевший и вспотевший от боли и крика молодой человек. Над хорошо освещенной спиной его склонился граф Хрущев. Рядом стоял столик-инструментарий на колесиках. Палача не было - граф всегда пытал в одиночку.
- Здравствуй, mon cher! - громко произнес Сталин, морщась от крика.
Граф нехотя обернулся:
- Иосиф...
И снова склонился над молодой мускулистой спиной.
Сталин встал рядом, опустил чемоданчик на пол и скрестил руки на груди.
Хрущев был большим мастером пыток, и мастерство его сводилось к умению избежать крови, вид которой он не переносил. Он подвешивал людей на дыбе, рызрывая им плечи, растягивал на "шведской лестнице", пока они не сходили с ума от боли, жег углями и паяльной лампой, давил прессом, медленно душил, ломал кости, заливал в глотки расплавленный свинец. Но сегодня граф уделил внимание своему любимому истязанию - пытке штопорами. Дюжина самых разнообразных стальных штопоров его собственной конструкции лежала на столике, Штопоры были длинные и совсем короткие, с двойными и тройными спиралями, сложными ручками на пружинах, самоввинчивающиеся и замедленного действия. Граф так умел вводить их в тела своих жертв, что ни одной капли крови не выступало на поверхности тела.
Из спины несчастного уже торчали две стальные рукоятки: один штопор был ввинчен ему в плечо, другой в лопатку. Руками в резиновых перчатках граф медленно поворачивал рукоятки, вводя глубже беспощадный металл.
Сталин искоса посмотрел на него.
Граф Хрущев был горбат, а поэтому невысок, с тяжелым продолговатым лицом, стягивающимся к массивному носу, напоминающему клюв марабу. Умные проницательные глаза влажно шевелились под кустистыми, с проседью, бровями. Седые длинные волосы были идеально подстрижены. В большом ухе неизменно сверкал бриллиант. Цепкие сильные руки доходили графу до колен. На Хрущеве был брезентовый фартук, из-под которого выглядывала белоснежная сорочка с длинными, обтягивающими запястья манжетами и изумительными запонками в форме жуков скарабеев, сделанных Фаберже из золота, сапфиров, бриллиантов и изумрудов.
Граф неожиданно резко повернул оба штопора. Юноша взвизгнул и потерял сознание.
- Пределы...пределы... - сосредоточенно пробормотал граф и бросил на Сталина быстрый взгляд. - Что ж ты так поздно?
- Извини, mon cher, дела. Поздравляю тебя
- Подарок? - глянул граф на чемоданчик.
- Подарок здесь, mon cher, - Сталин с улыбкой положил руку себе на левую сторону груди.
- В сердце?
- В кармане. Но здесь я тебе его вручать не буду.
- Aber naturlich, mein Kbnig, - граф поднес к ноздрям юноши пузырек с нашатырным спиртом. Юноша лежал неподвижно.
- Пределы... - граф стал лить нашатырь юноше в ухо. - В принципе, все определяется только пределами. Все, и во всем.
- Кто этот парень? - спросил Сталин, раскуривая потухшую сигару
- Актер из моей труппы.
- Плохой?
- Великолепный. Лучший Гамлет и лучший князь Мышкин Москвы. Я никогда так не плакал и не смеялся... Мейерхольд все тянул его к себе.
- А ты?
-А я положил ему такой оклад, который ни один Мейерхольд не сможет дать.
- И...за что же ты его?
- В смысле?
- Ну, за что ты его пытаешь? - Сталин с наслаждением выпустил сигарный дым.
- Я никогда не пытаю за что-то, Иосиф. Я говорил тебе. И не раз.
Юноша дернулся всем своим прекрасным телом.
- Вот и славно, - граф погладил его по мокрой от пота и слез щеке и взял со столика большой штопор со сложной толстой спиралью.
- К пятидесяти годам я понял, что самый важный орган у человека - это печень, - заговорил граф, примеряясь. - Чистота крови - вот что важно для хорошего здоровья. Большинство наших болезней происходят из-за ослабленной функции печени, которая плохо фильтрует кровь. И вся дрянь не оседает в печени, а гнусно булькает в нашей нечистой крови. А кровь, - он ловко воткнул штопор юноше в область печени, - это, как говорил Гиппократ, "начало всех начал".
Юноша дико закричал.
- Да ведь не больно еще, чего ты вопишь? - с сосредоточенным лицом налег на рукоятку граф.
Широкий, многослойный винт штопора стал медленно входить в трепещущее тело. От крика у Сталина засвербило в ушах. Он отошел, разглядывая орудия пыток.
- Предел, предел...как поворот винта... - бормотал Хрущев.
Сталин потрогал стальные цепи дыбы, затем подошел к железному креслу с вмонтированной внизу жаровней для поджаривания жертв и сел на него, закинув ногу на ногу.
Агония охватила тело юноши. Он уже не кричал, а конвульсивно дергался; глаза закатились, из красивого чувственного рта капала слюна.
- У тебя бы Шипов давно заговорил, - произнес Сталин. - А у Берии он уже неделю молчит.
- Шипов? Сергей Бенедиктович? - граф, внимательно прислушиваясь, поворачивал штопор, как поворачивает ключ на колке настройщик рояля. - На этого достойнейшего джентльмена у меня никогда не поднялась бы рука. И вообще, Иосиф. Должен заметить тебе, что ваше "дело банкиров" ~ колосс на глиняных ногах, Центробанк давно вышел из-под контроля партии, я об этом не раз говорил и боролся с его монетаризмом всеми доступными способами-Но то, что вы делаете с Лаврентием - не только некорректно, но и стратегически опасно. Авторитет партии и так подорван историей с Бухариным, а вы... - Хрущев вдруг замолчал, потрогал сонную артерию юноши. - Вот и все, мой строгий юноша.
Он стал громко сдирать резиновые перчатки со своих больших рук.
- А мы? - напомнил ему Сталин.
- А вы подрываете и расшатываете партию еще сильнее. И отпугиваете от нее уже не только аристократов, но и буржуа. Пошли наверх...фондю есть.
Хрущев снял с себя фартук и размашистой походкой орангутанга двинулся к выходу.
- В тебе сейчас говорит твоя голубая кровь, - Сталин с чемоданчиком и сигарой в ровных зубах последовал за ним.
- Она во мне всегда говорила. И когда я семнадцатилетним вступил в РСДРП. И когда под Царицыным косил из пулемета конную лаву Мамонтова. И когда вместе с тобой боролся с Троцким и его бандой. И когда мерз в осажденном Ленинграде. И когда подписывал мирный договор с Гитлером. И когда видел атомный гриб над Лондоном. И когда душил басовой струной подлеца Тито. И когда у тебя на даче топил в ванне жирного Жданова. И когда, - он резко обернулся и остановился, - летел из Фороса на ваш октябрьский Пленум.
Сталин подошел к нему Они молча смотрели в глаза друг другу.
~ Mon ami, партия - не место на трибуне мавзолея, - проговорил Сталин.
- Но и не братская могила в Бутово, ~ ответил Хрущев. - Знаешь какая там земляника растет? Во'
Он поднес к холеному сталинскому лицу свой костистый волосатый кулак.
- Партия карала, карает и будет карать, - спокойно, не глядя на кулак продолжал Сталин. ~ В больших крестьянских странах вероятность энтропии обратно пропорциональна количеству убиенных. Великий Мао понимает это. Я тоже.
- Вовсе не обязательно распространять этот закон на банкиров- Их в сто раз меньше, чем крестьян.
- Mon ami, мы можем открыть еще пять тысяч героаптек и десять тысяч кокскафе, но это ни на йоту не укрепит гарантию нашей безопасности. Страна кишит врагами. И басовым струнам все равно кого душить.
- Иосиф! - разочарованно вздохнул граф и двинулся вверх по лестнице. - Я всегда знал, что ты великий эмпирик масс и не очень дальновидный стратег.
- Я тебе в затылок за эти слова не выстрелю, - проговорил сзади Сталин.
- Только попробуй! - засмеялся Хрущев. -- У меня во дворце тридцать восемь пулеметных гнезд. А на крышах - огнеметчики.
- Пулемет - не самый веский аргумент в современной войне, - усмехнулся Сталин. - А огнемет - вообще декоративное оружие...
Из гостевой залы они поднялись на бельэтаж, миновали анфиладу просторных залов, обустроенных в богатом, но строгом классическом стиле, и вошли в парадную столовую. Это был огромный зал в коричневатых тонах, с окнами на те-рассу обставленный немногочисленной ореховой мебелью, китайскими вазами и античными скульптурами. Главную стену столовой украшали два полотна Тьеполо - "Встреча Антония и Клеопатры" и "Пир Клеопатры". Длинный стол на шестьдесят человек был богато и со вкусом сервирован. На столе лежала только легкая закуска, сыры, фрукты и две тарелки с приборами на противоположных концах. Как из-под земли появился неизменный телохранитель Хрущева монгол Аджуба с непроницаемым лицом, литыми мускулами и двумя револьверами на узких кожаных бедрах. Он встал за спиной графа, скрестив тяжелые руки на груди.
- Voila! - граф жестом пригласил Сталина. - Сегодня здесь было не очень весело. Надеюсь, хоть ты развлечешь затворника.
Сталин достал из внутреннего кармана изумительную бриллиантовую заколку в форме совокупляющихся эльфов и протянул ее графу:
- Позволь, mon cher ami, сим скромным куском неживой материи приветствовать тебя в день твоих славных именин.
- Благодарю, Иосиф.
Они трижды, по-русски, расцеловались.
Слуги внесли четыре серебряные кастрюли с горелками для фондю, белое вино, мелко нарезанный швейцарский сыр, золотые спицы, чеснок и оливковое масло.
~ Прелестно, - Хрущев бегло разглядел заколку и небрежно нацепил ее на ворот своей сорочки. - Выпьем.
Слуга наполнил шампанским два бокала.
- За тебя, mon cher, - поднял бокал Сталин.
- Нет, нет, - покачал головой граф. - Мои именины прошли. Утро. И посему я хочу выпить за одно твое удивительное качество, которому всегда завидовал.
- Неужели во мне есть что-то, способное вызвать твою зависть? - улыбнулся Сталин.
- Есть, Иосиф. Твое умение жить настоящим.
- Первый раз слышу!
- Да, да. Николай II умел жить прошлым, Ленин - будущим. А ты - живешь настоящим. Живешь полной грудью. И вместе с тобой живет настоящим советский народ.
Сталин серьезно посмотрел во влажные, глубоко посаженные глаза Хрущева. Они чокнулись и выпили.
Слуги, между тем, проворно готовили фондю - топили сыр в кипящем вине, быстро размешивая его специальными ложками.
Двое охранников подземной тюрьмы внесли на мраморной доске отрубленный торс только что умершего юноши. Торс сочился парной кровью. Повар с ножом и двузубой вилкой склонился над ним и вопросительно посмотрел на графа.
- Вырезку. На уровне почек, - приказал Хрущев. Повар принялся вырезать из торса два узких куска.
- Cela vaudrait Ie coup d'aller a Archangelskoe pour gouter une vrai fondue! - засмеялся Сталин, садясь за стол. - Я, признаться, только что поужинал.
- Мое фондю я готов есть в любое время суток, -- граф сел на противоположный конец стола. ~ Такого в вашем Кремле не попробуешь...Опять, небось, свинину ели? Или этих дурацких рябчиков в сметане?
- Mon cher, ты культивируешь в себе желчь.
- Я культивирую в себе гастронома. У вас не осталось ни одного хорошего повара. Ежов и Берия пересажали всех-
- Приходи к нам на 8-е марта. Будет прекрасный французский стол. И куча дам, которых ты так не любишь.
- Дважды в кремлевскую воду не входят...Расскажи лучше про эту амнистию.
- По "ленинградскому делу"?
- Да. Что это за метания? Вы полагаете, что ждановское противопоставление убогих ярмарок продовольственным советским магазинам не было ошибочным? И Вознесенский не занимался промышленным вредительством?
Сталин осторожно стряхнул пепел с сигары в аметистовую пепельницу:
- Вознесенский действительно был вредителем и работал на англичан. А насчет ярмарок для народа у Политбюро мнение изменилось.
- Вот как? - притворно поднял брови граф. - Значит, ждановские ярмарки - не реставрация лапотной Руси?
- В них было много действительно лапотного, архаического...эти показательные казни на Сенной, четвертования, битье батогами... массовые совокупления на льду.. Но. Сама идея устройства зимних ярмарок не была антисоветской-
- Гениально! - Хрущев ударил своими костистыми ладонями по столу и длинный, черного дерева стол угрожающе загудел в гулком и прохладном пространстве зала. - Ленин и Сталин освободили забитого русского человека, сделали внутренне и внешне свободным! Но счастье ему обеспечат не медикаментозные разработки наших химиков, а коллективные пляски, свальный хлыстовский грех и поклонение Перуну на Сенатской площади! "Припадем к корням и напьемся древней радости предков!" Эту буха-ринскую крамолу раньше протаскивали Жданов и Посты-шев. А теперь кто? Маленков?
- Маленков здесь ни при чем.
- А кому же пришло в голову амнистировать "ленинградцев"?
- Мне,
Хрущев тяжело посмотрел на него. Сталин ответил спокойным немигаюшим взглядом. Хрущев отвел глаза в сторону повара и слуг:
- Ну и что?
- Все готово, ваше сиятельство, - выпрямился бритоголовый повар.
- Подавай
Вмиг перед Сталиным и Хрущевым были поставлены кастрюли с кипящим оливковым маслом и нехотя булькающим расплавленным сыром, тарелки со специями и с мелко нарезанной человечиной.
Хрущев воткнул спицу в кровавый кусок, быстро обжарил его в масле, затем посыпал свежемолотым перцем, обмакнул в сыр, отправил в рот и сразу же запил добрым глотком ледяного "Chateau Rieussec". Сталин выбрал небольшой кусочек человеческой вырезки, обжарил в масле, спрыснул лимоном, долго и неторопливо окунал в тягучий сыр, вынул, покрутил спицей в воздухе, остужая, и так же не спеша поднес к губам и попробовал:
- Ммм...!псгоуаЫе,
Некоторое время они ели и пили молча.
- Значит, Жданов тоже будет реабилитирован? - спросил Хрущев.
- Возможно... - Сталин любовался мясом, стремительно меняющим свой цвет в кипящем оливковом масле. - Послушай, mon ami, я давно тебя хотел спросить: почему ты не держишь собак?
- Я не люблю животных, - сухо ответил Хрущев.
- Странно. Такой гедонист - и не любит животных.
- Я не гедонист, - граф зло посмотрел на Сталина.
- Еще одна новость! А кто же ты, mon cher?
- Раб Сталина, - угрюмо процедил граф, открыл рот, вывалил свой мясистый, с беловато-желтым налетом язык и, закатив глаза, завибрировал им, издавая низкий гортанный звук.
Сталин замер с золотой спицей в руке. Тонкие пальцы его разжались, спица с нанизанным куском сырой челове-чины упала ему на колени, соскользнула на пол и завертелась на блестящем паркете. Голова вождя дернулась назад, пальцы вцепились в стол и после долгого приступа хохота
хрипло-пронзительное "Ясаух пашо!" разнеслось по пустынным залам дворца.