в переводах Пола Корри
Пол Корри

SEAMUS HEANEY - ШЕЙМАС ХИНИ (1939)

The Disappearing Island

Once we presumed to found ourselves for good
Between its blue hills and those sandless shores
Where we spent our desperate night in prayer and vigil,

Once we had gathered driftwood, made a hearth
And hung our cauldron like a firmament,
The island broke beneath us like a wave.

The land sustaining us seemed to hold firm
Only when we embraced it in extremis
All I believe that happened there was vision.
 

Исчезающий Остров

Поняв, что суждено остаться нам
Здесь, среди отмелей и голубых холмов,
Где ночь - без сна, в отчаяньи, молитве -

Минула, мы, сложив дрова в очаг,
Подвесили котел - как свод небес.
...И вмиг распался остров - как волна.

Земля, что нас несла, была тверда, лишь
Когда в отчаяньи мы за нее цеплялись.
Я верю, все, что там случилось - лишь виденье.

WILLIAM SHAKESPEARE - ВИЛЬЯМ ШЕКСПИР (1564-1616)

Hamlet's Monologue ("Hamlet", [3.1], 56-89)

To be, or not to be, that is the question,
Whether 'tis nobler in the mind to suffer
The slings and arrows of outrageous fortune,
Or to take arms against a sea of troubles,
And by opposing, end them. To die, to sleep -
No more, and by a sleep to say we end
The heart-ache, and the thousand natural shocks
That flesh is heir to; 'tis a consummation
Devoutly to be wished to die to sleep!
To sleep, perchance to dream, ay there's the rub
For in that sleep of death what dreams may come
When we have shuffled off this mortal coil
Must give us pause - there's the respect
That makes calamity of so long life:
For who would bear the whips and scorns of time,
Th'opressor's wrong, the proud man's contumely,
The pangs of disprized love, the law's delay,
The insolence of office, and the spurns
That patient merit of th'unworthy takes,
When he himself might his quietus make
With a bare bodkin; who would fardels bear,
To grunt and swear under a weary life,
But that the dread of something after death,
The undiscovered country, from whose bourn
No traveller returns, puzzles the will,
And makes us rather bear those ills we have,
Than fly to others that we know not of?
Thus conscience does make cowards of us all,
And thus the native hue of resolution
Is sicklied o'er with the pale cast of thought,
And enterprises of great pitch and moment
With this regard their currents turn awry,
And lose the name of action.... Soft you now,
The fair Ophelia-Nymph, in thy orisons
Be all my sins remembered.
 

Монолог Гамлета

Так быть или не быть? Что благородней
Для разума - терпеть пращи и стрелы
Судьбы неумолимой, или силой
Подняться против моря неудач,
И преградить им путь? Да, умереть,
Уснуть всего лишь - сном тем завершить
И муки сердца все, и все болячки,
Что плоть наследует; да, это избавленье
Желанное - забыться смертным сном!
Уснуть, уйти в мир грез, но в этом мире,
Кто знает, что нам встретить суждено,
Когда мы сбросим путы смертной плоти?
Ответа нет, и это заставляет
Терпеть несчастие столь долгой жизни:
Иначе, кто бы смог перенести
Удары времени, глумленье власть имущих,
Издевки гордецов, несбывшейся любви
Мученья злые, справедливости отсрочку,
Чиновью наглость, пинки, что терпеливый
От недостойных сносит, когда мог бы
Добыть себе покой простым кинжалом;
Кто плелся бы и ныл под тяжкой ношей
Убогой жизни, если б этот страх
Того, что ждет, страны неведомой, откуда
Нет возвратившихся, не отнимал
Свободу воли, принуждая предпочесть
То зло, что знаем, неизвестным казням?
Так размышленье превращает в труса,
Так яркий цвет - природную решимость
Оттенок бледный мысли размывает,
И мощный взлет великих начинаний
Сменяется косым паденьем вниз,
В безволье и бездействие... Но тише!
Прекрасная Офелия! О нимфа!
В молитвах вспомни все грехи мои!

PETER GABRIEL - ПИТЕР ГЭБРИЭЛ (1950)

The Family and the Fishing Net

Suffocated by mirrors, stained by dreams
Her honey belly pulls the seams
Curves are still upon the hinge
Pale zeros tinge the tiger skin

Moist as grass, ripe and heavy as the night
The sponge is full, well out of sight
All around the conversations
Icing on the warm flesh cake

Light creeps through her secret tunnels
Sucked into the open spaces
Burning out in sudden flashes
Draining blood from well-fed faces

Desires form in subtle whispers
Flex the muscles in denial
Up and down its pristine cage
So the music, so the trial

Vows of sacrifice, headless chickens
Dance in circles, they the blessed
Man and wife, undressed by all
Their grafted trunks in heat possessed

Even as the soft skins tingle
They mingle with the homeless mother
Who loves the day but lives another
That once was hers

The worried father, long lost lover
Brushes ashes with his broom
Rehearses jokes to fly and hover
Bursting over the bride and groom

And the talk goes on

Memories crash on tireless waves
The lifeguards whom the winter saves

Silence falls the guillotine
All the doors are shut
Nervous hands grip tight the knife
In the darkness, till the cake is cut
Passed around, in little pieces
The body and the flesh
The family and the fishing-net
And another in the mesh

The body and the flesh
 

Семья и рыболовная сеть

Задушенное зеркалами, запятнанное мечтами,
Сладкое чрево ее напрягается всеми швами;
Кривые застыли на шарнире,
Отблески бледных нулей - на коже тигра

Сыра, как трава, как ночь - тяжела и спела
Губка полна, источник - вне видимого предела
Все диалоги вокруг
Застывают на теплом пироге плоти

Свет ползет сквозь ее тайные туннели,
Втянутый в открытые пространства,
Обескровливая сытые лица,
Вспыхивая в протуберанцах

Желания формируются в нашептываниях
Расслабляя мускулы в отрицании
Вверх и вниз по древней клетке
Так и музыка, так же и испытание

Жертвенные обеты, обезглавленные цыплята,
Они - блаженны, они шествуют в хороводе
Жена и муж, совсем нагие,
Достигли накала их члены из чуждой плоти

Даже когда трепещут нежные их покровы,
Они - вместе с матерью, потерявшей дом,
Любящей этот день, но живущей в другом -
В том, что однажды был ее

Отец тревожен, не любим он
Давно,  уборщик своей золы,
Зубрит остроты, чтоб к свадьбе были
Непринужденны и милы

И разговор продолжается

Память сокрушена на неустанных волнах -
Телохранителях, что хранит зима

Тишина падает гильотиной
Все двери закрыты
Нервные руки стискивают нож
В темноте, пока пирог не разрезан весь,
Не роздан, весь, по кусочкам -
Тело и плоть
Семья и рыболовная сеть
И еще один попал в неть

Тело и плоть

DEREK WALCOTT - ДЕРЕК УОЛКОТТ (1930)

Pentecost

Better a jungle in the head
than rootless concrete.
Better to stand bewildered
by the fireflies' crooked street;

winter lamps do not show
where the sidewalk is lost,
nor can these tongues of snow
speak for the Holy Ghost;

the self-increasing silence
of words dropped from a roof
points along iron railings,
direction, in not proof.

But best is this night surf
with slow scriptures of sand,
that sends, not quite a seraph,
but a late cormorant,

whose fading cry propels
through phosphorescent shoal
what, in my childhood gospels,
used to be called the Soul.
 

Пятидесятница

В голове лучше - джунгли,
чем бесплодный бетон.
Остановлюсь в переулке,
средь светлячков, изумлен.

Лампы зимы не укажут,
где тротуар исчез,
снежинки не перескажут,
что молвил Дух с небес.

Слов, что капают с крыши
молчание автономно,
указует вдоль рельс, и выше -
всех доказательств мимо.

Но прибой ночной - всего лучше
с его тайнописью песка,
чей вестник - не ангел свыше,
всего лишь - птица-фрегат,

чей крик пробуждает снова,
исчезая сквозь светлый рой,
то, что в благовещеньи детства
названо было Душой.

JOHN KEATS - ДЖОН КИТС (1795-1821)

Lines Supposed to Have Been Addressed to Fanny Brawn

This living hand, now warm and capable
Of earnest grasping, would, if it were cold,
And in the icy silence of the tomb,
So haunt thy days and chill thy dreaming nights
That thou wouldst wish thine own heart dry of blood
So in my veins red life might stream again
And thou be conscience-calm'd - so here it is -
I hold it towards you.
 

Строки, которые предполагалось адресовать Фанни Брон.

Моя рука, живая, что сейчас
Способна на пожатие, тепла,
Когда была б холодною, в могиле,
Преследовала дни твои бы, ночи
Так леденила бы, что ты бы сердца кровь
Свою отдать мне захотела - жизнь вернуть
Мне, а себе - покой души,
                                             так вот она, рука, -
Я обратил ее к тебе.